(
Ключева вспоминает дворовых торговцев в рабочих уголках Коломны:
«Наш двор с утра оживлялся торговцами. <…> Во дворе раздавался протяжный голос селедочницы: „Селедки голландские, шотландские, селедочки для водочки“ <…> После селедочницы на сцену появлялась торговка клюквой. Та кричала высокой нотой: „…Клюква-ягода-клюква!“ За плечами у ней была большая корзина из лыка, полнешенька набита клюквой. <…> Красивее всех голосила молодая бабешка — торговка зеленью, она очень складно распевала: „А вот огурчики зеленые, редиска мо-ло-дая, травка зеленая, корешочки в суп, кто не любит круп“. Затем появлялся усатый булочник, говорил он в нос: „Хлебцы шведские, кисло-сладкие, сладко-кислые, захватывают дух, на вкус, что жареный петух“. Он носил эти хлебцы на голове, а на голову у него был положен кожаный кружочек, на который ставился лоток. < …> Всяк кричал на свой лад, и каждый имел свой мотив и свои ноты, и своих покупателей» (
В главе «Петербургский двор» Григорьев, который жил в начале века на Петербургской стороне, пишет:
«Рано утром появлялись разносчики. Молочницы (реже — молочники) — здоровые бабы, жительницы окраин и пригородов — „с кувшином охтинка спешит“. В руках у них был бидон, с которым они прошагали неблизкий путь. Иногда молочница приезжала на тележке или в тарантасе, заставленном бидонами. Тарантас оставался на улице с мужиком или с мальчишкой, который стерег лошадь, пока хозяйка ходила по квартирам. Молоко часто бывало разбавлено водою, что в течение десятилетий служило неистощимым источником газетных острот.
Появлялся разносчик-мясник в картузе с белым передником, часто с черными кожаными манжетами. На голове у него была круглая, вроде большого бублика, кожаная подушечка с дыркой в середине, чтобы удобнее было нести на голове лоток. На лотке лежал товар, прикрытый белой тряпкой. Зеленщик тоже нес на голове корзинку, круглую или продолговатую, со всякой зеленью. С лотком на голове появлялся и кошатник. Он торговал печенкой для кошек. Каждая порция нарезалась на кусочки, которые были выложены цепочкой на бумаге; стоила порция две копейки. Кошки знали своего поставщика и опрометью бросались ему навстречу.
У разносчика булок за плечами была высокая, немного сужающаяся книзу плетенная из прутьев корзина, державшаяся на двух заплечных ремнях. Если откинуть крышку, то внутри виднелась мелкая корзинка с пирожными, под ней — более глубокая корзина со слоеными булками, а под ней — простые булочки, рогульки, розанчики, французские булки, большие и маленькие, сайки. Булочки прикрывала марля, на торговце красовался фасонистый фартук с нагрудником.
Недаром про него пели куплет:
Эти разносчики были постоянными поставщиками. Они торговали по большей части не от себя, а от хозяина. Торговля шла в кредит, на „запиши“. Некоторые из них ставили каждый день у двери условные знаки об отпущенном товаре. Расплата обычно производилась раз в месяц. Но были и непостоянные разносчики.
Звонил разносчик, разумеется, с черного хода и предлагал товар прислуге, а потом часто выходила и барыня. Все эти торговцы были великими знатоками своего дела, умели уговорить на покупку даже тогда, когда она вовсе не нужна. И опять-таки, в кредит. Он зайдет через месяц, через три, через полгода, спросит должок и продаст новый товар. Удивительно то, что они никогда не записывали ни адреса покупательниц, ни стоимости отпущенного товара, всегда, видимо, полагаясь на память. <…>
По утрам же во дворе появлялись лавочные мальчишки, доставлявшие покупки на дом. По большей части несли они их тоже в лотках, на голове и при этом старались идти небрежной шикарной походкой, показывая свою ловкость. <…> „Клю-у-ква подснежная, клю-у-ква!“ — кричала баба. На спине у ней заплечница — большая лубяная корзина с ягодой. <…>
„Крендели выборгские, крендели!“ Почему-то с выкриком продавался только этот сорт булочного товара: не бублики, не сайки, а именно выборгские крендели.
Впрочем, все крендельщики торговали также пресными английскими хлебцами, но этот товар не рекламировали.
„Сельди голландские, сельди!“ Спереди, на ремне через плечо, у бабы висела кадушка с селедками, в правой руке была вилка, за тесемки передника засунуты бумажки для завертки товара. Кошелек с деньгами висел на левом боку, на ремне, перекинутом через правое плечо. <…>
„Моро-ожино! Сливоч-но моро-ожино! Отличное, клубничное, земляничное моро-ожино!“ — кричал торговец, въезжая во двор с расписным ящиком на ручной тележке.
Тележка — голубая, светло-зеленая, оранжевая, светло-охряная, словом, цветная. На ней — темной краской на боках написано: „мороженое“, а иногда и фамилия владельца. Бывало, что тележка разрисовывалась по краям — линейная рамка и бордюр из цветов, а в середине — хрустальная ваза с разноцветными кружками, изображающими мороженое. Все это была очень топорная малярная работа. Сам мороженщик ходил в цветной рубахе, в белом переднике.
Крышка открывалась. Спереди — маленькое отделение, где лежат нарезанные бумажки, маленькие лопаточки из щепочек, круглые, вроде бисквитов, вафли, побольше и поменьше, и полотенце. Остальное пространство занимали высокие медные луженые банки с крышками, снабженные ручками; банки стояли во льду.
К тележке сбегались ребятишки. Ручонка протягивала денежку.
„Тебе какого? — спрашивал торговец. — Фисташкового? Шоколадного? На сколько? На три копейки? На пятачок? С вафлей?“
В руке у мороженщика была особая ложка: металлическая полоска, на концах которой приделаны два полушария: одно — побольше, другое — поменьше. Меньшим бралась порция на три копейки, большим — на пятачок. Мороженщик снимал крышку с банки, как бы свинчивая ее особым профессиональным жестом; окунув ложку предварительно в особую банку с водой, набирал ею мороженое. Шарик мороженщик выкладывал на бумажку, втыкал в него деревянную лопаточку и подавал покупателю. Если тот желал мороженое с вафлей, то шарик клался между двумя вафлями. Реже мороженщик держал свой товар в лоханке со льдом, которую носил на голове. Бывали случаи тяжелого отравления мороженым от плохо луженой посуды. <…>
Вразнос, с выкриками продавали по дворам яблоки, груши, лимоны, апельсины. Но никогда я не видел бродячих часовщиков, портных, торговцев колбасой или перчатками. Перечисленные выше профессии были строго ограничены установившимся обычаем» (
123
Газета сообщала: «стали редки мороженщики с зелеными кадушками на голове», «в руках у них появились тележки». <…> «У нового мороженщика выбор гораздо разнообразнее. Мороженое у него трех-четырех наименований: фисташковое, ореховое, сливочное и земляничное. Для всякой порции полагается картонная тарелочка» (Петербургская газета. 1892. 28 апреля).
