бульварчики… Всё большое.
Посверкал и утих: стал узким, сделался переулками и домишками с крышами леденцовыми — из черепиц.
Раз-два! — и слился со степью. Автобус всё шёл и шёл. Папа спал. Он похрапывал. А Катя всё бормотала и бормотала: она дознавалась, кому интересно, а кому не особенно хорошо. Всем на свете было роскошно. Когда им стало ещё роскошнее, автобус остановился.
— А?.. Чего?.. Приехали, что ли? — спросил Катин папа сквозь сон.
— Выходит, что так, ответил ему водитель автобуса. — Вылезай-ка, приятель, и выгребай своего пацана.
— Я не пацан. Я — пацанка, — сказала Катя.
— Ай-ай-ай… Вон оно, однако, какое неблагоприятное для тебя создалось положение. Вон оно как неважно обернулись твои дела! — пожалел её водитель автобуса.
И папа с Катей спустился вниз. Как только они оказались внизу, на пыльной дороге, с головы у Кати упала шляпа.
— Сил моих больше нету! — объявил папа, поднял её и напялил Кате на голову. — Сколько раз ты сегодня теряла шляпу?.. Можешь сказать?
Нет. Такого она не могла сказать. Ей было шесть лет. Она умела считать, загибая пальцы, только до десяти.
Глава VI. Была ли курица?
Папин приятель, Миша, играл в волейбол. Он хохотал и высоко вскидывал ноги. Увидев папу и Катю, он не ушёл с волейбольной площадки, не перестал задирать ног и не сказал: «Здрасте!» Он завопил:
— Здорово-о!
Когда он гаркнул «Здорово!», поднялись его широкие чёрные брови, сверкнули глаза и стали изо всех сил блестеть большие, частые зубы.
— Промазал, чёрт! — сказали ему.
— А будь оно трижды неладно! — загоготал Миша и повернулся спиною к Кате и папе. Он гоготал и дрыгал ногами. На ногах у него были серо-белые тапочки и розовые носки.
Катя и папа ждали.
Когда им немножечко надоело ждать, они притулились на лавочке около волейбольной площадки.
Миша играл в волейбол.
Солнце перекатилось на краешек неба; солнце стало просвечивать красным через деревья совхоза, залило дорожки между домов… Папа и Катя тихо сидели на лавочке.
Солнце шагнуло ещё пониже. Всё дрогнуло и ещё шибче порозовело, стало сладко пахнуть землёй. По Катиной ноге пополз жук. Ей жалко было тюкать его, он, должно быть, недавно проснулся — так лениво он полз по Катиному ботинку. Жук всё полз и полз.
А Катя и папа сидели на лавочке.
Над волейбольной площадкой ещё чуток покраснело небо. Всё вокруг лежало такое тихое…
Открылась библиотека. В библиотеку вбежала седая библиотекарша.
— Эй, вы! — сказала в окошко сердитым басом библиотекарша. — Или книги берите, или я закрою библиотеку.
Книги никто не взял. Но женщина не закрыла библиотеки, а пригорюнилась у окна.
Солнце шагнуло ещё пониже. Проехала бричка. В бричку была впряжена лошадь. Раз-два! — и бричка остановилась. Открылась и быстро закрылась какая-то дверь… Какой-то старик повесил на двери замок.
— Контору заперли, — сказал папа.
А земля старалась, нажаривала: она пахла всё волшебнее и волшебнее. Стало слышно тоненькое цвивирканье.
— Пусть всё горит огнём! — сказал папа и прочесал себе пятернёй волосы.
На волейбольной площадке орали и пререкались.
— Да что же это такое?! — вдруг изумился папин товарищ Миша. — Дорогой!.. Золотой!.. Чего ж ты сидишь как маленький?! Я проиграл. Поду-умай!.. Действительно, пусть всё горит огнём!..
И не успел он это сказать, как всё вокруг и на самом деле как будто бы загорелось огнём: быстро- быстро стало садиться солнце.
Катя, папа и Миша пошли по большой дороге и вошли в большущий красивый дом. Там стоял телевизор и вёдра, наполненные водой. В воде отражались окна и занавески.
Дома был Мишин брат, которого звали Костей. Он читал книгу — должно быть, боялся сердитой библиотекарши.
— Есть чего-нибудь пожевать? — справился Миша у своего брата. — Ко мне приятель с ребёнком… Завтра её с собой прихвачу к крёстной.
— Обследуем холодильник, — коротко предложил Костя.
И они быстро выставили на стол всё, что было внутри холодильника.
— Хлебца! — сказала Катя.
— Она верно подметила… Хлеба нет.
Все принялись молча закусывать. Папа вежливо ел сметану; он ел её так осторожно, как будто бы у него разболелись зубы. Только Катя не успевала есть. Она смотрела на Мишу и Костю.
Как быстренько они отодрали ножки от жареной курицы!
— А ну-ка на соревнование… — предложил Костя.
— Принимаю! — ответил Миша своему брату.
И они вступили в соревнование: отодрали у курицы два розовых крылышка.
— Чья взяла? — спросил Миша.
— Рэпэтэ! — сказал Костя.
— Чего?
— Рэпэтэ!! «Повторить» по-французски, — ответил Костя.
— Это-о-о же на-адо! Так быстро сожрать всю курицу, — изумился папа.
— Игра природы, — ответил Миша.
Но тут в дом вошла какая-то женщина и принесла коромысло. На коромысле поблёскивали два ведра.
Она поглядела на стол и спросила строго:
— Где курица?
— Всё так и было, мамаша, — ответил Костя. — Не видели мы вашей курицы.
— Это что ж выходит?.. Что вы, ослепли? — скапала мать.
— Мамаша! Не было здесь никакой курицы! У вас склероз, — огорчился Миша.
Старуха забеспокоилась, подошла к холодильнику… Потом внимательно оглядела комнату, как будто курица была мухой… Подошла к столу, молча уставилась на пустую тарелку.
— Так всё и было, — подтвердил Миша. — Вот… Пустая тарелка.
Мать совсем растерялась.
— Не было курицы, — мягко подхватил Костя. — К врачу бы вам обратиться, мать!.. От склероза у вас пылает вся голова!..
— Пошли, — позёвывая, скапал Миша и обернулся к папе: — Там меня, понимаешь ли, Ленка ждёт… На миндальном участке. С отцом приехала. С Рихтером. Знаешь Рихтера из ботанического?.. Ну, не может быть, чтоб не знал! Рихтер… Ну, Рихтер — батька сладкого миндаля! Ленка едет завтра с нами на грузовике,
