– Уж не знаю, какая Женька может быть у такого дебила, – отозвалась мать, – но только я выставила прочь этого детсадовского жениха. И букет ему вслед швырнула вместе с бутылкой.
Антошка, расположившийся с альбомом и фломастерами на другом конце стола, вопросительно поднял русую головку:
– Бабушка прогнала моего папу?
– Тьфу! – не выдержала Нонна Карловна. – Еще не хватало, чтобы этот заморыш был твоим папой! Хотя… –
Она скривилась в горькой усмешке: – Твой настоящий папка ничем не лучше.
– Мама! – Маргарита предупредительно постучала пальцем по столу. – Прошу тебя: не заводи подобные разговоры при ребенке!
– Пусть с малолетства знает, что мир состоит из подлецов и негодяев, – отрезала та.
– Это неправда, – тихо возразила Маргарита. – Люди в основном – добрые и хорошие. Но многие из них просто боятся окружающего мира, не верят ему, не верят себе. Вот и подыскивают на театральных развалах самые распространенные маски – циников, обманщиков, злодеев, лихоимцев.
Нонна Карловна расхохоталась.
– Мы говорили о генах. Так вот, знаешь, мне иногда кажется, что ты – не моя дочь. Я даже в пятнадцать лет не была наивной дурочкой! Какие маски, дорогуша? Люди – такие, какими кажутся. Ни больше, ни меньше. И нечего все валить на обстоятельства да на страхи перед окружающим миром! Танкован – подлец, Корж – циник, этот сопляк Юрик – хам и дурак. Они такими родились, Рита! Такими были их родители, такими будут и их дети. Окружающий мир, работа, обстоятельства лишь помогают развиваться врожденным качествам, и они растут, множатся, как бактерии в скисшем молоке.
– А «псы» стали душегубами в утробе матери? И там всосали жажду крови и наживы?
– Уверена, что так, – кивнула Нонна Карловна. – Кто сказал, что гениями рождаются, а злодеями – нет?
– Скажи… – Маргарита задумчиво опустила глаза. – А мой отец… Кто он? Кем был? Почему оставил нас? Он тоже… негодяй?
Женщина побледнела. Было заметно, как у нее задрожали руки.
– Твой отец просто несчастный человек, – тихо сказала она. – Никогда в жизни ему не улыбалось небо. Он выл на луну, просил Бога о помощи, но Тот оказался глух к его мольбам. И тогда он отчаялся что-то выпрашивать…
– И? – Маргарита затаила дыхание. Впервые мать заговорила о том, о чем всегда предпочитала отмалчиваться. – Все это, конечно, плохо закончилось?
– Кто знает? – Нонна Карловна неопределенно пожала плечами и цокнула языком. – Почему обязательно – плохо? Если небо тебе не помощник, значит, все только в твоих руках.
Маргарита с сомнением покачала головой.
– Я так не думаю, мама. Мне хочется верить, что если небо молчит, то это совсем не значит, что оно тебя не слышит. Оно просто медлит с ответом.
– Очень долго медлит, – язвительно заметила та. – За это время добрые, хорошие люди, вроде тебя, так и остаются в кювете – одинокими и несчастными, а у подонков ладятся дела, спорится работа, поет в руках жар-птица. Разве ты не замечала?
Полтора часа назад Маргарита буквально об этом размышляла, трясясь в автобусе и давясь горькими слезами.
– Мы ничего не знаем о справедливости, – сказала она с печальной улыбкой. – Но я знаю точно: мольбы никогда не остаются без ответа. Надо только ждать и верить…
– Юродивая, – вздохнула мать.
Маргарита нарисовала с сыном яркие картинки в альбоме. Он изобразил самолет и еще грузовик с большой дымящей трубой, а она – крохотный домик у самого леса, щурящий близорукие оконца на голубеющую вдали, ровную и чистую линию горизонта.
– А теперь почитай мне книжку, – распорядился Антошка, захлопнув альбом.
– После того, как ты умоешься, почистишь зубы, выпьешь стакан простокваши и ляжешь в постель.
Она прочитала ему две сказки, а на третьей почувствовала, что язык заплетается, а тяжелые веки прячут от нее книжную страницу.
– Завтра продолжим, милый, – пообещала она мальчугану, поцеловала его в лоб, затем поочередно в оба глаза и в нос и выключила лампу.
– А волки только в лесу живут? – сонно спросил Антон.
– В лесу. – Маргарита разобрала в темноте постель и открыла баночку с ночным кремом.
– А на людей нападают?
– Бывает…
– А на нас не нападут, мама?
– Ни за что. Обещаю тебе.
Она думала о сыне. Каким он вырастет? Кем станет? Если мать права и гены все равно дадут о себе знать, ей хотелось бы, чтобы он унаследовал от нее доброту и веру в любовь, а от своего отца – ум, проницательность и волю.
Несмотря на усталость, Маргарита долго не могла заснуть. Она ворочалась, разглядывала в окне белую, пузырящуюся, как манная каша, луну и шептала:
– Господи, прошу Тебя, услышь меня… Пусть все будет по воле Твоей… Пусть восторжествует справедливость Твоя… Только не дай мне отчаяться, не позволь впасть в уныние и неверие. Помоги мне услышать небо…
Она проснулась среди ночи от холодного толчка и резко села, упершись руками в жесткий матрац. Комната тонула в бледном свете неугомонной луны. В распахнутую форточку вливался дрожащий гул цикад.
Антон спал в своей кроватке, безмятежно раскинув руки и чуть посапывая во сне. Оконное стекло на просвет казалось пыльным, словно припорошенным луной.
Маргарите почудилось, что на миг его загородила чья-то тень. Она вскочила и, прошлепав босыми ногами по теплым деревянным половицам, прильнула к окну и тут же, вскрикнув, отпрянула в ужасе.
Человек снаружи тоже испугался ее мелькнувшего, искаженного гримасой лица, присел от неожиданности, бросился в сторону и через секунду исчез за деревьями. Но этого короткого мгновения Маргарите хватило, чтобы хорошо разглядеть грузную, почти бычью фигуру, косматую, черную как смоль голову, кривой нос и зловещий золотой оскал в зарослях густой бороды.
14
В половине девятого Максим провел карточкой по терминалу на проходной, быстрым шагом миновал еще пустынный в это время коридор, взлетел по лестнице на второй этаж, пересек душный холл, пахнущий новенькой кожей и мастикой, и толкнул тяжелую белую дверь с табличкой «Отдел разработок».
Комната, похожая на школьный класс, была разделена на западный манер стеклянными перегородками, образовавшими шесть кабинок – по три с каждой стороны прохода. Каждая кабинка – индивидуальное пространство менеджера-разработчика – получилась похожей на четырехметровый бокс с одной глухой стеной, отделанной пенным звуконепроницаемым материалом, и тремя прозрачными. Сотрудник на рабочем месте чувствовал себя одновременно и отгороженным от внешнего мира и выставленным напоказ.
В кабинке, ближайшей к входной двери, уже трудилась за столом Соня Банштык – черноглазая девушка с бледным худым лицом, не тронутым косметикой, и жесткими, будто из проволоки косичками – ведущий специалист отдела разработок. Она подняла голову, оторвавшись от монитора, и весело помахала Максиму.
– Бу-бу-бу, – донеслось до него из-за плотного оргстекла.
– И тебе – здравствовать, – кивнул Танкован, досадуя, что пришел на работу не первым. – Кофе хочешь? – Он изобразил пальцами, будто держит горячую кружку, и потряс ею над раскрытым ртом.
Соня замотала головой.
– Бу-бу-бу-бу…
