Тонкая металлическая подставка, еще недавно державшая ее семейную фотографию в рамке, теперь, сдвинутая на край стола, торчала подобием крохотного надгробного креста.
Маргарита смотрела на нее и чувствовала, как в душе поднимается что-то незнакомое, что-то страшное, доселе неиспытанное. Она и думать не могла, что когда-нибудь сможет кого-то ненавидеть, тем более Сашку. На глаза навернулись слезы. Ей стало плохо от одной мысли, что ее друг стал ей по-настоящему противен, омерзителен, что она желает ему зла.
Она гнала от себя это чувство, но оно не уходило, а напротив, становилось все более ярким, глубоким, почти осязаемым. Оно холодило грудь и сжимало сердце, оно наполняло душу сладким ядом. Словно кто-то невидимый, лукавый, злой и сильный нашептывал на ухо страшные, жуткие и в то же время приносящие облегчение и даже удовольствие слова: «Если бы Корж лежал сейчас в ПИТе… Если бы он был беспомощным, недвижимым… Если бы единственным источником жизни для него была эндотрахиальная трубка, подключенная к аппарату искусственного дыхания!..» Маргарита зажмурилась.
– Нет! – закричала она невидимому собеседнику. – Замолчи! Замолчи сейчас же!
Но тот продолжал с усмешкой: «Если бы ты знала, что твое счастье, твое будущее зависит только от серого электрического шнура, свернутого под тумбой…»
– Нет! – Она разрыдалась, закрыв руками лицо. – Нет!
«Врешь, – голосом, похожим на голос врача Журналова, ласково увещевал искуситель. – Врешь, девочка… Будь у тебя выбор, ты бы не сплоховала…»
Слезы текли ручьями по лицу, и она не успевала вытирать их ладонями.
– Я могу вам чем-то помочь? – участливо прозвучало над головой, и Маргарита вздрогнула. Это был
Она испуганно открыла глаза и оторопело уставилась на бородатого великана с перебинтованной головой и заклеенным пластырем носом.
– Может быть, принести вам водички? – осведомился тот. – Или позвать доктора?
– Антиох! – прошептала Маргарита. – Что ты здесь делаешь?
– Я? – Он поднял локти и удивленно осмотрел свою больничную пижаму, словно намереваясь отыскать в ней ответ. – Я здесь… болею.
– Ах, да! – Она нахмурилась, вспомнив, как на ее глазах избивали этого бородатого чудака, а Сашка Корж не только не остановил расправу, но даже, кажется, был доволен ею. – Как ты себя чувствуешь?
Антиох пожал плечами.
– Я всегда чувствую себя превосходно. – Он наклонился над столом и доверительно сообщил: – Мне в больничке нравится. Здесь вкусная еда и очень мягкие подушки.
Маргарита улыбнулась сквозь слезы.
– Не много же тебе требуется для счастья.
Бородач покачал перебинтованной головой.
– А для счастья всегда требуется не так уж много, – серьезно сказал он. – Бывает, достаточно одного слова.
– Для того чтобы сделать несчастным, тоже иногда достаточно слова, – горько усмехнулась медсестра.
– Вы чувствуете себя несчастной? – осведомился Антиох. – Могу я для вас что-нибудь сделать?
– Что именно? Позвать доктора? – Она опять улыбнулась. – Или принести стакан воды? Вряд ли я сразу же стану счастливой. Мне для этого нужно больше, чем тебе. К сожалению…
– Воды я тоже могу принести, – согласился бородач. – Но думаю, что мне под силу и большее. Я мог бы, наверно, помочь вам не впасть в отчаяние или уныние. Предостеречь от беды…
– О как! – шутливо удивилась Маргарита. – Куда подевался твой фатализм? Где твоя уверенность в том, что чему быть – того не миновать?
Антиох почесал бороду.
– Это другое. – Он задумчиво прищурился. – Я же не сказал, что собираюсь изменить вашу жизнь. Я просто хочу помочь вам… постараться услышать небо.
– Ты же сам говорил, что человеку этого не дано! – воскликнула она.
– Но вы же не согласились со мной. – Бородач лукаво улыбнулся. – Вот и мне последнее время все чаще кажется, что я не прав, – признался он. – Я вдруг задумался – а что, если мы просто глухи? Что, если не умеем слышать? Значит, нам нужно
– А как можно научиться слышать? – Маргарита скривила губы. – Я тоже в последнее время думаю о том, что неправа, думаю, что если небо молчит, значит, оно ждет от нас поступка.
– Какого поступка? – полюбопытствовал Антиох.
– Решительного. Способного изменить нашу жизнь или жизнь другого человека к лучшему.
– Все в руках Божьих, – напомнил он.
– Верно, – кивнула Маргарита. – Значит, и мы, и наши поступки – в Его руках! Значит, отчаявшись услышать подсказку, мы должны сами решить, как изменить судьбу! – Ее щеки горели. – Наказать негодяя или помочь доброму человеку!
– Вы опять заговорили о справедливости, – печально заметил Антиох. – Меня пугает яростный блеск в ваших глазах. Разве у вас не было трагичных примеров судьбы бунтарей?
«Твой отец просил Бога о помощи, – вспомнила Маргарита слова матери, – но Тот оказался глух к его мольбам. И тогда он отчаялся что-то выпрашивать. Если небо тебе не помощник, значит, все только в твоих руках».
– Я не знаю. – Она замялась.
– Что с вами? – тихо спросил бородач. – Почему вы перестали верить в то, во что верили еще вчера?
– Я не знаю, – повторила Маргарита и вздохнула. – Может быть, просто устала ждать… – Она спрятала лицо в ладонях, некоторое время молчала и вдруг, что-то вспомнив, вскинула голову: – А от какой беды ты собирался меня предостеречь?
– От ненависти, – спокойно ответил Антиох. – Это самая большая беда, которая может случиться с человеком.
Она внимательно посмотрела ему в глаза и вдруг усмехнулась нарочито небрежно:
– Вот если бы ты назвал мне имя убийцы, то, возможно, предупредил бы очередную беду.
Бородач, кряхтя, уселся на диванчик под часами и поморщился:
– Голова еще немного кружится и ребрышки побаливают. Вы не против, если я посижу?
– Вообще-то тебе давно пора в палату, – сказала Маргарита. – А мне нужно разобрать медицинские карты и проверить назначения. К тому же ты еще слаб. Так что лучше поговорить утром.
– Если я назову вам имя, – сказал Антиох, пропустив мимо ушей последнее замечание, – то вмешаюсь в ход событий, не мною определенных. А это скверно. Но что еще хуже, я могу поселить в вашей душе ненависть, злобу, жажду мести, желание вершить справедливость.
– С чего ты обо мне так заботишься? – ехидно спросила она. – Так печешься о моей душе…
Бородач погладил ручищами колени и без тени иронии ответил:
– Потому что вы – хороший человек. Добрый, искренний и открытый. – Он шмыгнул носом. – А еще для вас сердце важнее разума, а душа – плоти. И вы – та, кто понимает, что слово есть душа.
Где-то, в одной из палат, раздался дружный хохот, но тут же стих.
– А еще, – продолжал он ровным голосом, – вы умеете верить. А это, пожалуй, самое главное в жизни. Вы даже полоумному попрошайке верите, что тот и впрямь разговаривал с мертвым и узнал от него имя убийцы.
– Но ты же не выдумал это? – осторожно спросила медсестра. – Правда?
Антиох вытянул ноги и с интересом воззрился на больничные тапочки, словно видел их впервые в жизни.
– Очень важно, – произнес он, сопя, – чтобы вы продолжали верить. Людям, себе, голосу сердца и, конечно, в Бога. Чтобы не утратили эту способность из-за предательства близких, обмана друзей и из-за того, что небо молчит.
– Я постараюсь, – тихо сказала Маргарита. – Но мне иногда кажется, что сил больше нет, что я
