куски. Тем не менее на следующий день он опять был там, шел по дороге и пел. Он боялся в этот раз даже больше, чем в первый, но он всегда повторял мне, что мир был бы совсем другим, если бы он и еще несколько испуганных мужчин и женщин сдались. – Уотерс постучал карандашом по пустой фарфоровой чашке. – Мой отец… не дожил до того времени, когда его сын стал президентом Соединенных Штатов. Он умер от болезни Рансимана, когда я баллотировался в Конгресс и выступал перед все редеющей аудиторией. Но я знаю, что он хотел бы, чтобы я сейчас смело противостоял этим собакам. – Уотерс положил карандаш и посмотрел на изображение Тейлора на экране. – Единственная проблема состоит в том, что я не совсем уверен, что это означает в данной ситуации. Означает ли это, что я должен сейчас послать полковника Тейлора и его людей обратно в бой с шашками наголо, или же это будет просто трусость – послать других людей противостоять собакам вместо меня. Возможно… «противостоять собакам» означает взять на себя ответственность за собственные неправильные решения и сократить потери.
– Господин президент, – сказал Тейлор прямо, – выйти из боя сейчас – это значит проявить трусость.
– Достаточно, полковник, – сказал председатель Комитета начальников штабов.
Уотерс только кивнул и посмотрел на свои руки. Они были совершенно гладкими, на них не было следов физического труда. Или следов от укусов собак.
– Полковник Тейлор, – сказал он, – я должен принять решение. Я не собираюсь задерживать вас дольше, чем это будет необходимо. Мы сейчас прервем наш разговор, но я хотел бы, чтобы вы находились около пульта связи точно через тридцать минут. Я собираюсь обсудить все это в последний раз с моими советниками, присутствующими в этой комнате, затем я дам вам свой ответ. Да, между прочим, говоря о своем плане, вы ничего не сказали о беспорядках в Баку. Вы видели, что там происходит?
– Да, сэр.
– И что вы об этом думаете? Это усложняет проведение вашей операции?
– Необязательно. На самом деле, если демонстрации будут продолжаться, они могут только помочь нам и отвлечь внимание японцев. Японцы, должно быть, очень обеспокоены попытками этих людей проникнуть через ограждение.
Лицо Уотерса приняло удивленное выражение:
– Что вы имеете в виду? Каковы, по-вашему мнению, причины демонстраций?
– Ну, – сказал Тейлор, – начальник разведки моего полка считает, что все совершенно ясно. И я согласен с ним. Азербайджанцы преподают сейчас японцам такой же урок, какой мы получили в Тегеране.
На мгновение Уотерс задумался:
– То есть вы считаете, что эти демонстрации направлены против японцев?
Казалось, что Тейлор был удивлен заданным ему вопросом.
– Конечно, это очевидно.
Уотерс кивнул, обдумывая эту совершенно новую для него точку зрения.
– Спасибо, полковник Тейлор. Я дам вам ответ через тридцать минут.
Изображение Тейлора исчезло.
На какое-то мгновение в комнате воцарилось унылое молчание, вызванное вялостью уставших людей. Затем госсекретарь тряхнул своей аристократической головой и с удивлением произнес:
– Этот человек сумасшедший.
– Рад видеть тебя, Такер, – сказал Тейлор, поднявшись, чтобы поприветствовать своего старого товарища. Он старался улыбнуться, но не мог, так как какая-то часть его души еще была с президентом США и ожидала его решения.
– Черт подери, Джордж, ты, как обычно, страшен, как черт. – Полковник Уильямс протянул руку.
В ответ Тейлор протянул свою перевязанную руку. Прежде чем пожать ее, Уильямс неуверенно остановился.
– Что, черт возьми, приключилось на этот раз, Джордж?
Тейлор шагнул навстречу, схватил руку Уильямса.
– В последний момент он спасовал и сказал мне, что примет решение через некоторое время.
– Насколько я понимаю, они там, в Вашингтоне, уже не в такой панике по поводу случившегося, в какой они были утром?
Тейлор презрительно засмеялся:
– Это чертовски слабо сказано. Даже здесь было слышно, как они там все разбегаются, чтобы попрятаться в кустах.
– Могу побиться об заклад, что этот парень Боукветт сунул в это дело свой нос, – сказал Уильямс. – Вот уж типичная дерьмовая гражданская шишка. Я не знаю ни одного случая, когда бы он правильно разобрался в потоке разведывательной информации, но у него большие связи. Никогда не носил военной формы, разве что на каких-нибудь подготовительных курсах за рубежом. Но он считает, что отлично знает наше с тобой дело благодаря своему происхождению и интуиции.
Тейлор не ответил. Он знал о Боукветте даже больше, чем ему хотелось бы. Из-за Дейзи.
Ему очень хотелось знать, была ли Дейзи все еще там, в той же комнате, где и Уотерс. Но лучше сейчас не думать обо всем этом.
– Тяжелый день, Джордж? – спросил Уильямс. По тону его голоса было видно, что он все понимает, как может понимать только солдат солдата.
Тейлор взглянул на него.
– Я потерял Дейва Хейфеца, – сказал он бесстрастно. – Во время нападения «Скрэмблеров». И Мэнни Мартинеса. Они засекли нас, когда мы летели из Омска.
Уильямс задумался:
– Я не был знаком с Мартинесом. Но Хейфец был чертовски хорошим солдатом.
– Да, был. – Тейлор с отвращением отвернулся. – Я говорю о нем, как будто он мертв. А он, бедняга, лежит в самолете, мочится под себя и не понимает, что произошло… и что еще может произойти. – Тейлор отступил в сторону, как бы стараясь уйти от самого себя. – Боже всемогущий. Я просто не знаю, что для него можно сделать. И для всех остальных тоже. Что делать, Такер? Что делать, Господи? Ты ведь знаешь, что такое писать письма женам и родителям, когда погибает какой-нибудь несчастный десантник, но что, черт возьми, можно написать, когда домой возвращается не человек, а животное, без каких-нибудь эмоций, но с отличным восприятием окружающего мира. С воспоминанием о том, что такое женщины, с…
– Джордж, ты устал.
– Да нет. Боже, ну что же делать? Послать родителям каталог, рекламирующий кроватки-качалки для взрослых и одноразовые пеленки? Да, кстати, миссис Джонс, ваш муж, возможно, разочарует вас в некоторых отношениях, но это произошло из-за новых злополучных обстоятельств во время его службы в армии. Боже, Такер. Это ужасно страшно. Когда ты чувствуешь, что сожалеешь о том, что твои ребята не умерли.
– Может, мы найдем средство их вылечить?
– Едва ли.
– Хейфец был чертовски хорошим парнем.
– И жизнь чертовски здорово отблагодарила его за это. А Мэнни Мартинес, Такер. Мне трудно передать словами, каким хорошим человеком он был. Я просто пропадаю без него.
Уильямс улыбнулся:
– Джордж, в твоей жизни не было такого случая, чтобы ты пропал. Ты ведь выбрался из Африки, хотя у тебя не было даже кредитной карточки и упаковки презервативов.
Тейлор не смог сдержать улыбки. Затем он замолчал.
– Ты помнишь, – продолжил Уильямс, – как мы лежали в этой чертовой палатке на Азорских островах и играли в покер со смертью. И я заставлял тебя выслушивать, какую я собираюсь провести чистку в военной разведке. Ты знаешь, что я всегда думал, Джордж? Я трепался и думал, о Боже, если бы у меня было то, что есть у этого парня Тейлора. Ты, бывало, лежал на своей койке и смотрел куда-то сквозь меня. Ты и без моих объяснений понимал, что представляет собой мир вокруг. Ты уже тогда многое понимал из того, что я только изо всех сил старался понять. – Уильямс улыбнулся своим собственным воспоминаниям. – Во всяком случае, мы добились большего, чем ожидали.
