– Что будем петь? – спросила Белая маска.
– «О, несчастная донна!» – предложил тут же игрок на лютне.
– Нет, нет! Это слишком мрачно. Не надо напоминать бедной Грациэлле, как она несчастна. Может, «Скажи мне, правда ли это»?
– А это слишком скучно!
Целых пять минут они пререкались оживленным шепотом. Наконец, откашлявшись, расположились под окном синьоры Грациэллы Моросини и запели серенаду, эхо которой отдалось на площади.
В словах песенки звучала надежда, что из прекрасных уст дамы вот-вот раздастся сладостное «да» и заполонит восторгом душу ее возлюбленного.
Первый куплет серенады был зарифмован довольно неуклюже, но троице все же удалось ухватить дух песенки, и когда певцы добрались до второго куплета, они запели фортиссимо – страстно, громко и даже складно.
Внезапно находящееся у них над головами створчатое окно с грохотом распахнулось. В нем возникло лицо. Увы, не прекрасный, обрамленный темными волосами лик, который они надеялись увидеть, а грубая, изборожденная морщинами физиономия, украшенная с боков седыми пучками волос, а сверху увенчанная измятым ночным колпаком. В довершение всего, к величайшему удовольствию трех трубадуров, к колпаку был прикреплен небольшой колокольчик.
– Эй, вы, мошенники, что вы себе позволяете? – с яростью закричал граф Моросини. Колокольчик на колпаке весело позвякивал. – Что вы здесь вынюхиваете? Убирайтесь! Пошли прочь!..
Трио с веселым шумом бросилось врассыпную. Один из них стал выкрикивать страстным фальцетом, звать Грациэллу, умоляя уберечь его от гнева ее мужа. Граф Джулио Моросини подпрыгивал, орал и звякал колокольчиком. Потом совершенно неожиданно исчез из окна.
– О Боже мой! – заметил без каких-либо эмоций один из участников маскарада. – Он натравит на нас собак.
Мгновением позже Моросини появился снова.
– Теперь я вам кое-что покажу, негодяи! Я заставлю вас отстать от моей жены!
Он высунул из окна мушкет, положил его дуло на подоконник и выстрелил.
Громодобный звук, отражаясь эхом, прокатился по площади. В окнах появились лица людей, разбуженных шумом.
Троица, вооруженная лишь остроумием и одной-единственной лютней, отнюдь не была склонна доказывать свою отвагу. Подчиняясь голосу разума, они обратились в бегство. Моросини перезарядил мушкет и вновь выстрелил, обезглавив одну из статуй, украшающих собор Сан-Сальваторе. Площадь опустела.
Несколько мгновений спустя двое из трех ряженых вышли из тени, отбрасываемой Риалто, знаменитым застроенным лавчонками мостом, пересекавшим Большой канал. Они тяжело дышали, хотя и продолжали тихо смеяться. Однако теперь в их смехе чувствовался страх.
– Боже мой! – произнес игрок на лютне, как только к нему вернулся дар речи. – Мы потеряли Джакомо!
Они остановились на мосту и перегнулись через парапет.
– Я слышал, как он ругался, – хриплым голосом произнесла Белая маска. – Наверное, упал. Эти его дурацкие башмаки на трехдюймовых каблуках! В таких только бегать! – Он положил руку на сердце. – Сейчас выскочит. Умираю!
– Надеюсь, что он не убит. Этого только не хватало! О, Антонио, только вспомните тот колпак! А колокольчик!.. Просто умора!
– Колокольчиком граф, вероятно, предупреждает Грациэллу о своем приближении, – предположил Антонио. – Интересно, что она чувствует, услышав динь-динь-динь!
Они зашлись смехом и прижались друг к другу.
– Как бы то ни было, – произнес старавшийся сохранить серьезность Антонио, – это была дурацкая идея. Вас могли ранить, а то еще хуже!.. Никогда не прощу себе, мой дорогой, что подверг вас такой опасности!
– Чепуха! – сказала Черная маска. – Никакой опасности! Этот старый олух не смог бы попасть в собор Сан-Марко, даже если бы оказался прямо напротив него. Разве не было смешно? Разве не доставило удовольствия? Без ложной скромности скажу, что из меня получился отличный трубадур.
– Конечно, конечно! – с жаром согласился Антонио. – А ваша музыка? Мой дорогой, вы – новый Орфей! Но при этом красивей любого бога. – Он схватил руку спутника и поднес ее к губам, прикрытым жесткой белой маской.
– Милый льстец. Вы говорите так каждому красивому мальчику.
– О нет! Клянусь! – воскликнул Антонио с видом возмущенной невинности.
– Если я покину вас, вы найдете другого, – поддразнила Антонио Черная маска.
– Ни за что! Как вы можете сомневаться в моей любви? Впрочем, я забыл, вам чуждо чувство жалости. А я, несчастный бедняга, навеки обречен искать ваше сочувствие. Таков мой удел! – из-под белого клюва маски раздался глубокий вздох. – Но и моя радость! – Он прижался губами к белым кончикам пальцев.
Черная маска бессердечно рассмеялась и вырвала руку.
– О, я обожаю вас, драгоценный Тонино!
В силу присущей венецианцам склонности к возвышенным уменьшительным они часто прибегали к ласковым прозвищам. Так, человек по имени Джакомо мог услышать, как любящие его обращаются к нему