Мне и в мысли не входило,Самарканд ли, Бухару —Не отдать, отдать ли милойЭтот вздор и мишуру.А уж царь иль шах тем паче —Разве дарит землю он?Он мудрее, он богаче,Но в любви не умудрен.Щедрым быть — тут дело тонко,Город дарят неспроста:Тут нужна моя девчонкаИ моя же нищета.
«Красиво исписанным…»
Красиво исписанным,ЗолотообрезнымДерзким моим листкамТы улыбалась.Простила, что хвастаюЛюбовью твоей и моимВ одной тебе обретенным счастьем.Простила милое самохвальство.Да, самохвальство! Оно смердитЛишь для завистников,Для раздушенных друзейИ собственного вкуса.Пусть радость бытия сильна,Радость от бытия сильнее,Когда ЗулейкаМне дарит безмерное счастье,Бросая мне свою любовь,Как мяч;Его ловлю яИ ей бросаю в ответСебя, посвященного ей.Вот то прекрасное мгновенье!И вновь отрывает меня от тебяТо армянин, то франк.Но дни поглощает,Но годы длится,Пока я вновь создаюТысячекратноВсе то, что ты расточила.И снова свиваюСчастья пестрого жгут,Который на тысячу нитейТы распустила, Зулейка!Здесь перлы поэзии,Те, что мне выбросилСтрасти твоей могучий прибойНа берег жизни пустынный.Искусными пальцамиТонко подобранные,Сплетенные с золотомИ самоцветами,—Укрась ими шею и грудь!Они — дождевые капли Аллаха,Созревшие в скромной жемчужнице!
«Раб, народ и угнетатель…»
ЗулейкаРаб, народ и угнетательВечны в беге наших дней.