Она закрыла глаза, припоминая свои ощущения из сна. Ярко-белый
свет. Она должна слиться со светом. Сама должна стать этим светом. Она
вдруг ощутила ту невероятную лёгкость и свободу, которую уже
испытывала в своих снах. В одно мгновение её тело утратило свою
материальность.
Через секунду Лин оказалась в каком-то странном месте. Она
находилась в центре очень просторной комнаты, в которой было
несколько одинаковых кроватей и прикроватных тумбочек,
выставленных в ряд. В одном из углов стояла белая раздвижная ширма.
Тусклый лунный свет проникал в комнату через высокие окна, ложась на
пол ровными квадратами. Пахло лекарствами и ещё чем-то не особо
приятным. На одной из кроватей лежал на боку, поджав под себя ноги,
ребёнок. Больше в комнате не было ни души. Лин вернула себе
материальную форму, что, к некоторому её удивлению, оказалось совсем
несложно, сделала несколько шагов, осторожно ступая по холодному
полу босыми ногами, и склонилась над ребёнком, немного опасаясь того,
что он мёртв. Но её опасения оказались напрасными, ребёнок просто
спал. Это была девочка лет десяти-одинадцати. Вид её заострившегося
личика со впалыми щеками и тощей ручонки, высунувшейся из-под
одеяла, заставил сердце Лин сжаться от жалости. Девочка мерно
посапывала во сне, но во всём её облике была какая-то ужасная
болезненность.
Лин осторожно взяла её за тоненькое запястье. На неё вдруг нахлынула
целая буря эмоций. Совсем не детских, жутких, невыносимых,
раздирающих душу. Лин в один миг всё поняла. Эта комната — лазарет в
детском приюте. Родители девочки погибли в автокатастрофе. Ребёнку
не под силу справиться с такой потерей. В этой девочке осталось только
одно желание — умереть. Лин охватило такое отчаянье, словно это была
её собственная боль, её собственное желание. На миг ей показалось, что
справиться с этим невозможно. Жёсткий, удушающий комок подступал к
горлу и слёзы застилали глаза. Липкий холодный сумрак неумолимо
вползал в сознание, пропитывая мысли и чувства страхом и
безнадёжностью, словно смертельный яд. Всё вокруг казалось
погружённым во тьму, и эта комната, и весь мир вокруг. Всё яркое,
тёплое, живое онемело, застыло, словно покрылось непробиваемой
ледяной коркой. На мгновение Лин показалось, что она обречена на
гибель в этой вечной мерзлоте, которая поработила её тело, остудила
сердце, отравила разум. Но в этот самый миг в её душе внезапно
обнаружилось что-то удивительное. В самой её глубине таилась
крохотная горячая искра, которая вдруг вспыхнула, разгорелась в ней,
словно факел. Изо всех сил сопротивляясь мраку и холоду, Лин
вспомнила о свете. О ярко-белом свете, пробивающемся через тёмную
непролазную чащу. Она — часть этого света. Лин почувствовала как из
девочки и из неё самой капля за каплей уходят боль и отчаянье, и
возвращается желание жить.
Она осторожно отпустила детскую ручку. Ещё раз взглянула на
просветлевшее личико и перенеслась к себе в комнату.
Лин залезла в кровать, натянула одеяло до подбородка и лежала так,
размышляя о том, что с ней произошло. До этой ночи она с опаской
относилась к своему дару, а сейчас неожиданно вспомнила, как Глеб
