поиски в своем графстве, но потом кто-то их надоумил, что беглец, по-видимому, подался в Нортгемптон, а оттуда куда-то на север или на запад. Вот они и рыщут в обоих этих направлениях. Должно быть, они очень высоко ставят жизнь этого виллана, признавая в нем хорошего мастера. Но мне совершенно ясно, что прежде всего они жаждут его крови, это им куда важнее, чем его умелые руки, каким бы хорошим ремесленником он ни был. Их ведет лютая ненависть, — с сожалением заключил Кадфаэль. — Дрого Босье принес ее с собой на наш капитул, так что аббат Радульфус и не подумал оказывать ему помощь в его слепом мщении.
— Просто сбагрил его на меня, — мрачно заметил Хью. — Ладно, грех невелик. Я получил твою весточку и бегал от него как мог. В любом случае, я мало чем оказался полезен ему. Что еще тебе известно о нем?
— С ним приехал грум по имени Варин, но на этот раз, похоже, Босье выехал без него. Может, он послал грума по какому-нибудь другому делу, а узнав нечто новенькое, решил не дожидаться слугу и поехал в одиночку. И вообще, этот человек любит… то есть любил распускать руки, так что слугам его попадало за дело и без дела. Во всяком случае, он недавно измордовал Варина, и по словам грума, такое отнюдь не редкость. Сын же Босье, как говорит Варин, точная копия своего батюшки, и от него тоже следует держаться подальше. Со дня на день сын Босье должен приехать в аббатство из Стаффорда.
— Приедет, узнает обо всем, и заберет отца домой, хоронить, — печально заметил Хью.
— Приедет и узнает, что стал лордом Босье, — сказал Кадфаэль. — Такова оборотная сторона медали. Ведь с какой стороны посмотреть.
— Ты, дружище, становишься циником, — сухо усмехнулся шериф.
— Я вот думаю о мотивах убийства вообще, — сказал Кадфаэль. — К примеру, жадность, которую может питать нетерпеливый наследник. Или, скажем, ненависть, которая при случае могла толкнуть на убийство замордованного слугу. Но бывают и куда более изощренные мотивы, типа страсти к грабежу, причем такому, чтобы жертва и пикнуть не успела. Жаль, Хью, очень жаль, когда смерть приходит раньше времени, ибо люди и без того обречены умереть, но каждый в свой срок.
Между тем Хью с Кадфаэлем выехали на тракт у Ростера. Солнце стояло уже высоко, туман поднялся, оставаясь лишь на низких полях, которые по-прежнему утопали в жемчужной пелене. Всадники припустили рысью по тракту в сторону Шрусбери и к концу утренней мессы, когда братья стали расходиться по своим делам до полдневной трапезы, Хью с Кадфаэлем были уже у ворот аббатства.
— Аббат справлялся о тебе, — едва заметив прибывших, сказал Кадфаэлю привратник, вышедший из привратницкой. — Он с приором Робертом в приемной и просил тебя прийти туда.
Хью с Кадфаэлем оставили своих лошадей на попечение грумов и сразу пошли в покои аббата. В обшитой панелями приемной аббат Радульфус встретил их, сидя за письменным столом. Приор Роберт, строгий, с опущенным носом и прямой как палка, сидел на лавке подле окна, глядя в пол с видом явного неодобрения и оскорбленного достоинства. Все эти светские законы, убийства, охота на людей и прочее не должны были проникать за монастырские стены, и приор сожалел о необходимости признать само их существование и заниматься этими делами, которые так или иначе пробили брешь в толстых стенах аббатства. Рядом с приором, почти невидимый в его тени, стоял брат Жером, — сухой, сгорбленный, с плотно сжатыми губами, поджав кисти рук в рукава, — образ оскорбленной добродетели и человека, смиренно несущего свой крест. В смирении брата Жерома неизменно сквозило некоторое самодовольство, однако на этот раз к нему добавилась некая настороженность, словно правота брата Жерома, хотя бы даже косвенно, подверглась сомнению.
— Наконец-то вы вернулись! — воскликнул аббат. — Но ведь вы не могли приехать так скоро вместе с телом нашего покойного гостя.
— Да, отец аббат, его еще не доставили, они следуют за нами. Они идут пешком и им потребуется некоторое время, — сказал Хью. — Дело обстоит именно так, как доложил вам брат Кадфаэль нынче ночью. Дрого Босье убит ударом кинжала в спину, возможно, когда он вел своего коня в поводу, поскольку тропа там узкая и сильно заросла. Вам уже известно, что его седельные сумки были срезаны и бесследно исчезли. Судя по тому, что обнаружил брат Кадфаэль, когда нашел убитого, его убили во время повечерия либо немного раньше. Однако никаких указаний на след убийцы найти не удалось. В тот час Дрого Босье, видимо, направлялся обратно, в ваш странноприимный дом. Это следует из того, как он упал, поскольку тело никто не трогал, иначе убийца забрал бы серебряный перстень, но тот остался у покойника на пальце. Однако, куда ездил Дрого Босье, пока остается загадкой.
— Полагаю, мы можем тут кое-что прояснить, — сказал аббат. — Брат Жером сейчас поведает вам то, что рассказал мне и приору Роберту.
Обычно брат Жером был не прочь послушать свой собственный голос, будь то молитва, наставление или упрек, однако похоже, что на этот раз он подбирал слова с особенной тщательностью.
— Этот человек был нашим гостем и добропорядочным горожанином, — начал брат Жером. — Он рассказал нам на капитуле, что преследует своего виллана, который преступил закон и нанес тяжкие повреждения его управляющему, после чего сбежал от своего хозяина. По окончании капитула я пришел к выводу, что в наших местах и впрямь появился один новый человек, который вполне мог оказаться тем беглым вилланом, и я почел долгом каждого из нас помочь в таком случае правосудию. Поэтому я поделился своими выводами с лордом Босье. Я рассказал ему о молодом слуге отшельника Кутреда, который вместе с ним прибыл в наши края несколько недель назад и внешность которого весьма напоминает описание беглого виллана Бранда, хотя слуга отшельника и назвался Гиацинтом. Возраст подходит, цвет волос тоже — все совпадает с описанием, данным его хозяином. И никто о нем ничего не знает. Я посчитал своим долгом не скрывать правды от Дрого Босье. Ведь если этот молодой человек не является беглым Брандом, ему ничего не грозит.
— И ты, полагаю, рассказал ему дорогу к скиту отшельника, где Босье мог найти молодого слугу, — спокойно вставил аббат.
— Да, святой отец. Босье послал своего грума в город с поручением и был вынужден седлать коня сам, но ждать он ни за что не желал, так как дело было уже к закату.
— Как только мы узнали о смерти Дрого Босье, я сразу допросил грума Варина, — сказал аббат, подняв глаза на шерифа. — Хозяин послал его в Шрусбери расспрашивать кожевенных дел мастеров. Видимо, беглый виллан владел этим ремеслом и Босье подозревал, что тот мог искать себе у них временную работу. Судя по всему, грум тут совершенно не при чем, поскольку, когда он приехал из города, его хозяин был уже мертв. Похоже, дело, которое погнало Дрого Босье в дорогу, не могло ждать до утра. — Аббат говорил ровно и спокойно, без единой нотки одобрения либо осуждения. — Таким образом, я полагаю, что вы получили ответ на вопрос, куда ездил Дрого Босье, — закончил он.
— И стало быть, ясно, куда теперь следует поехать мне, — с облегчением заметил Хью. — Я премного обязан вам, отец аббат. Вы указали мне путь во тьме. Если Босье и впрямь говорил с Кутредом, то, по крайней мере, мы можем узнать, что произошло, получил ли он желаемый ответ. Впрочем, обратно он ехал один. А веди он с собой пойманного виллана, едва ли Босье оставил бы его при кинжале, да еще с несвязанными руками. С вашего позволения, отец аббат, я возьму с собой в свидетели брата Кадфаэля, чтобы не приводить в скит отшельника своих вооруженных людей.
— Хорошо, — охотно согласился аббат. — Этот несчастный был гостем обители, и наш долг сделать все возможное для поимки его убийцы. Равно как совершить все положенные обряды над его мертвым телом. Не проследишь ли ты за всем этим, брат Роберт, когда тело покойного доставят в аббатство? А брат Жером пусть поможет. Его желание помочь Дрого Босье нельзя оставить без внимания. Он и проведет ночное бдение над его телом в молитвах о спасении его души.
Выходя из приемной вместе с Хью, Кадфаэль подумал, что нынче вечером в отпевальной часовне будут лежать бок о бок два покойника: старик, который расстался с жизнью столь же легко, как увядший цветок расстается со своими лепестками, и высокомерный землевладелец, вырванный из жизни с сердцем, полным злобы и ненависти, без предупреждения, не имея времени примириться с людьми и богом. Так что Дрого Босье понадобятся молитвы всех, способных помолиться за упокой его души.
— А не кажется ли тебе, что в своем рвении во имя правосудия брат Жером способствовал смерти Босье? — внезапно спросил Кадфаэля Хью, когда они, уже во второй раз за сегодняшний день, выезжали из Форгейта.
Если так оно и было, это как-то не пришло Кадфаэлю в голову.
