ярмарочной площади, а другая, та самая, на которой они стояли теперь, шла лесом и выходила к Форгейту в том месте, откуда видны ворота аббатства. Этой-то тропой Тутило и должен был идти в Лонгнер, а потом по ней же возвращался и обнаружил столь печальную находку. Если только в тот вечер он и впрямь шел из Лонгнера и наткнулся на убитого.
Кадфаэль сначала отступил на шаг, чтобы еще раз взглянуть, в каком положении лежит мертвец, а затем еще на пару шагов назад, туда, где должен был прятаться убийца. Густые кусты, много сухих веток, на земле гнилье. Монах искал обломанные ветки — и нашел их.
— Здесь!
Он двинулся через кусты под деревья, где росла молодая трава, пробившаяся сквозь малую листву и блестевшая влагой из-за прошедшего ночью дождя. Несколько часов назад здесь кто-то беспокойно топтался на мягкой земле. Больше ничего, не считая толстого сухого сука, заброшенного под кусты, а рядом — длинная, блеклая полоса в траве, где этот сук лежал прежде. Кадфаэль взял сук в руки — толстый его конец оказался обломанным, с него сыпались гнилушки. Толстый и тяжелый, но ломкий.
— Здесь он ждал. Ждал и топтался. А вот это он взял в руку, нанес первый удар и сломал при ударе.
Хью поглядел на сук, в задумчивости покусывая губу.
— Первый, но не второй удар, — сказал он. — Иначе сук разлетелся бы в щепки.
— Разумеется, он бросил его в кусты, когда тот треснул. И наверное, стал искать что-нибудь покрепче. Похоже, он впервые оказался в этом месте и пришел без оружия. — Кадфаэль подумал, что, возможно, некто пришел сюда, даже не имея намерения убивать, так как был совершенно не готовым к этому. — Подождите! Надо посмотреть еще.
Каково бы ни было орудие убийства, злодей нашел его где-то рядом, он не имел времени искать долго, так как с минуты на минуту Альдхельм мог очнуться. Кадфаэль прошел немного по тропе, заглядывая под кусты, затем обратно, по другой стороне. Там и сям в траве и вереске попадался известняк, выглядывая на белый свет горкой булыжников посреди мха и травы. Кадфаэль прошел еще немного. Убийца прятался слева, поэтому монах в первую очередь осмотрел именно этот край тропы. В нескольких шагах от мертвеца и чуть в стороне Кадфаэль обнаружил горку камней, поросших травой и лишайником. Казалось, эти камни лежат тут много лет, однако необычный край верхнего камня заставил монаха приглядеться повнимательней. Верхний камень не был плотно прижат к нижним, щели между которыми были забиты землей, в отличие от кромки верхнего, хотя складывалось полное впечатление, что он лежит в своей лунке давным-давно. Кадфаэль наклонился и поднял камень обеими руками. Тот легко отделился от земли и не потащил за собой ни травы, ни мха. Стало быть, его уже брали отсюда и положили на место.
— Вот так неожиданность! — тихо промолвил Кадфаэль. — Надо же додуматься до такого.
— Этим? — спросил Хью, пристально разглядывая камень.
Он был большим и тяжелым, примерно в два кулака, сглаженный непогодой сверху, а у земли поросший лишайником. Однако когда Кадфаэль перевернул камень, оказалось, что снизу он белый, причем с зазубринами, на которых виднелась темная влажная короста.
— Кровь, — уверенно сказал Хью.
— Верно, — согласился Кадфаэль. — Сделав свое дело, убийца уже не спешил. У него было время подумать. Он действовал хладнокровно. Положил камень на место, откуда взял, и хорошенько пристроил его. Конечно, он не мог восстановить оборванные корешки, но кто бы заметил это? Теперь, Хью, мы сделали здесь все, что могли. Нам остается лишь собрать факты воедино и подумать, что за человек убийца.
— Ну как, можно теперь уносить этого бедолагу? — спросил Хью.
— Давай отнесем его в аббатство. Хотелось бы осмотреть несчастного еще раз, повнимательней. Жил он, наверное, один, без семьи. Мы сообщим о его смерти священнику из Аптона. А камень этот… — Кадфаэлю тяжело было держать камень в руках, и он положил его на землю. — Пусть камень отнесут вместе с убитым.
Все время Тутило молча стоял рядом и только слушал, стараясь не пропустить ни слова. Выступившие было слезы, которые блестели в лучах раннего солнца, теперь высохли, губы юноши были скорбно поджаты. Люди шерифа положили тело Альдхельма на носилки и понесли, направляясь в сторону Форгейта. Тутило следовал в конце этой небольшой, но весьма печальной процессии, словно плакальщик, он молчал и не отрывал взора от прикрытого покрывалом тела убитого пастуха.
— А этот-то не сбежит? — тихо спросил Хью Кадфаэля.
— Не сбежит. Я прослежу. А кроме того, у него строгий наставник, да и бежать ему некуда.
— А что ты насчет него думаешь?
— Сразу и не скажешь, — ответил Кадфаэль. — Он скользкий как угорь. Но ведь было же время, когда то же самое я мог сказать и о тебе, — добавил он и улыбнулся, услышав короткий смешок Хью. — Я понимаю! Это ощущение было взаимным. А в итоге видишь, чем обернулось.
— Он пришел прямо ко мне и все рассказал, — тихо промолвил Хью. — Выглядел он подавленным и потрясенным, но действовал вполне разумно. Времени он не терял, так как мертвец был еще теплый, разве что не дышал. Мы оставили все как есть до утра. Этот парень вел себя, как любой другой человек, неожиданно столкнувшийся с убийством. Пожалуй, он действовал даже слишком правильно.
— Что свидетельствует о его твердом характере, — заметил Кадфаэль. — Или о хитрости. А может, и о том и о другом вместе. Как знать…
— Не так уж часто ты выступаешь как адвокат дьявола, — сказал Хью и горько усмехнулся. — Ладно, присматривай за этим парнем, а обвинить или оправдать его мы еще успеем.
Тело Альдхельма лежало в отпевальной часовне. Его уложили на одре, выпрямили конечности, закрыли глаза и укрыли саваном. Осмотрев мертвеца, Кадфаэль выяснил все, что мог. Не все белые крупинки в проломленном черепе оказались обломками кости, ибо монах обнаружил также белую каменную крошку и комочки земли, которые лишний раз свидетельствовали о том, что голову Альдхельму проломили тем самым камнем. Лицо мертвого пастуха прикрывала белая тряпица. Кадфаэль и Тутило стояли по разные стороны покойника и смотрели друг на друга.
Юноша был бледен, лицо его посерело от напряжения. Когда Хью отправился к аббату Радульфусу, дабы доложить ему о том, что они обнаружили и сделали, Кадфаэль намеренно увел Тутило с собой в часовню. Юноша молча исполнял все, что от него требовалось: принес воду и полотно, зажег свечи и не противился тому, чтобы находиться в присутствии покойника. Теперь, когда все было сделано, Тутило стоял неподвижно.
— Ты, наверное, знаешь, зачем этот человек шел к нам в аббатство? — спросил Кадфаэль, глядя в глаза юноши, золотистые даже в слабом свете свечей. — То есть что он собирался сделать, увидев всех братьев нашего ордена.
— Да, знаю, — промолвил Тутило, почти беззвучно шевеля губами.
— Ты знаешь, каким образом ковчежец святой Уинифред увезли из аббатства. Теперь это известно всем. Ты знаешь, что один из монахов подстроил эту пропажу и попросил Альдхельма помочь ему и что если бы не разбойники, то святая Уинифред попала бы в Рамсей. Как ты считаешь, следует ли нам искать этого монаха среди братьев из Шрусбери, у которых украли святыню, либо среди двух братьев из обители, куда ее отправили? И не следует ли обратить особое внимание на одного из них?
Тутило стоял напротив Кадфаэля, не опуская глаз, но не вымолвил ни слова.
— Вот лежит Альдхельм, который знал того монаха в лицо и мог назвать его имя. Но теперь у него нет голоса, чтобы заговорить. А ты как раз тогда шел той же дорогой, через переправу к Престону, откуда вышел он, и дальше в Лонгнер.
Тутило молчал, ничего не подтверждая и не отрицая.
— Сынок, — сказал Кадфаэль, — ты сам понимаешь, какой вывод напрашивается.
— Понимаю, — наконец вымолвил Тутило.
— Скажут, что это ты подстерег Альдхельма и убил его, чтобы он никогда не указал пальцем на тебя.
Тутило не стал отводить от себя обвинение в убийстве, говорить, что именно он сообщил шерифу о случившемся. На мгновение он перевел глаза на покрытое тряпицей лицо Альдхельма, затем вновь поднял их на Кадфаэля.
— Дело в том, что так не скажут, — сказал он наконец. — Не смогут сказать. Потому что я пойду к лорду
