здоровый цвет лица, уважительный, но непререкаемый тон...
– Извините, профессор, однако отдых действительно необходим. Удар по голове – дело нешуточное, а рисковать вашим здоровьем мы не имеем права. Леди Баскервиль после такого ужасного потрясения тоже нужен покой. Позвольте...
Послав мне заговорщическую улыбку, он подхватил Эмерсона под руку. Тот уткнулся носом в портрет и, по-моему, даже не заметил, как поплелся к двери.
Леди Баскервиль, беспомощно припав к американцу, покинула гостиную вслед за нами. Милвертон до конца исполнил свою благородную миссию и уже в спальне, усадив Эмерсона, отозвал меня в сторонку.
– Я там приберу, – шепнул он, – чтобы слуги ни о чем не узнали.
– Боюсь, уже слишком поздно. Но все равно спасибо, мистер Милвертон, отличная мысль.
На этом мы и распрощались. Наш юный друг удалился, безмятежно насвистывая себе под нос что-то незатейливое. Я же занялась мужем, который как зачарованный вглядывался в таинственный каменный лик фараона-еретика: обработала рану и вознесла молитвы Всевышнему за чудесное спасение... А из головы все никак не шел мистер Милвертон. С чего бы это он так неожиданно воспрянул духом? Ответ поразил меня, как молния в ясном небе: камень-то в гостиную швырнули, когда мы были все вместе! Значит, Милвертон якобы вне подозрений! Вот вам и причина для радости. Неизвестный злоумышленник (а скорее всего, сообщник) попытался усыпить нашу бдительность и выставить англичанина невинной овечкой.
Глава восьмая
I
Через полчаса моя раненая половина нашла в себе силы оторваться от лицезрения Эхнатона. И знаете, куда собрался этот безумец, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, улечься в постель? На встречу с рабочими!
– Нужно с ними поговорить, – бубнил Эмерсон. – О камне уже весь дом знает, не сомневайся. Если я начну хитрить со своими людьми...
– Можешь не продолжать, – отрезала я. – И так ясно. Будь добр, смени хотя бы рубашку, эта свое отжила. Просила же купить на Риджент-стрит лишнюю дюжину! Таких нерях, как ты, еще поискать...
Эмерсона как ветром сдуло. Одного его я, само собой, не отпустила.
Рабочих поселили в бывшей кладовой – компактном и благодаря нашим заботам довольно уютном домишке неподалеку от главного здания. Уже через несколько минут я убедилась в правоте мужа. Рабочие не просто слышали о происшествии. Они даже знали больше нас.
При виде Эмерсона десятки глаз округлились, а лица вытянулись. Явись сюда сам призрак фараона, он не мог бы рассчитывать на больший эффект.
Гигант Абдулла поднялся с почетного места у камина и пробасил, тщетно пытаясь скрыть радость за бесстрастным тоном:
– Живой... А нам сказали...
– Все ложь! – заявил Эмерсон. – Кто-то бросил в меня камень, но рука врага дрогнула.
Запустив пальцы в густую черную шевелюру, он продемонстрировал багровый рубец на виске. В мерцании камина высокая фигура казалась обведенной золотым ореолом. Кровавые пятна на рубашке зловеще чернели. Он стоял неподвижно, величавый и царственный, как владыка Египта.
Когда все насмотрелись на результат вероломной атаки, Эмерсон медленно опустил руку и тряхнул головой. Смоляные пряди вновь скрыли рубец.
– Призраки камнями не бросаются! Кто из живых людей в Гурнехе ненавидит меня так, что готов отправить в страну духов?
Слушатели оживились, начали кивать и многозначительно переглядываться. Суровое лицо Абдуллы смягчила лукавая улыбка:
– Не только в Гурнехе, Эмерсон, но и во всем Египте таких людей много. Преступник ненавидит судью, озорное дитя – строгого родителя.
– Вы не преступники и не дети, – торжественно отозвался Эмерсон. – Вы друзья мне! Я сразу пришел к друзьям и рассказал все без утайки.
II
Если бы состояние раненого меня тревожило, мой муж весь следующий день провел бы в постели. Уж я бы, поверьте, нашла способ удержать его там. В крайнем случае привязала к кровати – и дело с концом. Но Эмерсон был здоров как... как сто Эмерсонов! Рассвет он встретил с энтузиазмом Д'Артаньяна, предвкушающего взятие Ла-Рошели. От моих медицинских услуг презрительно отказался и собственноручно налепил на висок здоровенный кусок пластыря, как будто ему не то что показывать кому-нибудь рану – самому смотреть на нее было противно.
Словом, новый день, несмотря на все пережитые неприятности, сулил только хорошее. И не сдержал обещаний.
Тучи стали сгущаться с самого утра. У входа в гробницу мы первым делом столкнулись с милейшим имамом. Заполонив площадку перед входом своей свитой, он обрушил на нас проклятия, угрозы и посулы всяческих небесных кар, ну а злополучный пластырь сыграл роль неопровержимого доказательства могущества фараона.
Эмерсон с пеной у рта отрицает этот факт, но я-то знаю, что подобные стычки ему в радость. Он встал лицом к лицу с имамом, скрестил на груди руки и нацепил маску куртуазной тоски. Вот он, мол, я – весь внимание, но боже! какая скука! Разок даже зевнул, слушая злобные речи. Не встречая отпора, святейший все вещал, вещал, вещал... пока не произошло неизбежное. Слушатели устали, имам забыл, с чего начал, пошел по второму кругу и наконец выдохся, что случается даже с самыми фанатичными проповедниками. Эмерсон еще немного помолчал, выжидающе склонив голову к плечу. Убедился, что поток иссяк, и поставил точку в монологе, которому так и не суждено бskо вылиться в желанную для имама словесную баталию:
– Это все? Благодарю, святейший. Польщен твоим вниманием. – Отвесив поклон, мой супруг бережно, как бесценную статую, обогнул взбешенного потомка Магомета и растворился в черном провале пещеры.
Зловещий дух имама еще, казалось, витал над нашими головами, как грянул новый гром. Его отзвуки донеслись до меня из гробницы, я бросила корзину и кинулась в пещеру. Карл фон Борк и Милвертон стояли друг напротив друга в весьма воинственных позах. Англичанин принял боевую стойку – ноги врозь, кулаки наготове. Немец же яростно рвался из рук Эмерсона, выкрикивая в адрес фотографа цветистые, хотя и не совсем вразумительные угрозы. Багровая отметина на щеке летописца экспедиции свидетельствовала, что одними словами здесь дело не обошлось.
– Он оскорбил мисс Мэри! – потрясая кулаками, выкрикнул Милвертон.
В ответ грянул немецкий фейерверк. Карл не оскорблял мисс Мэри! Оскорбил сам Милвертон! Карл возмутился, а Милвертон на него напал!
Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.
– Да что же это такое! – Из тени в углу вдруг выступила мисс Мэри собственной персоной. – Как вам не стыдно?.. – Щеки девушки пылали, в бездонных очах плескался гнев. Чудо как хороша! Даже распаленная схваткой троица обмерла в восхищении. – Никто меня не оскорблял! – звонко произнесла Мэри. – Я ценю ваше благородство и настаиваю, чтобы вы сейчас же помирились. Прошу вас, пожмите друг другу руки!
Эта пылкая речь в сочетании с дивными взглядами, поровну доставшимися Карлу и Милвертону, противников, конечно, не примирила. Но к порядку все же призвала. Молодые люди сделали вид, что пожали руки. Мэри улыбнулась. Эмерсон хмыкнул. Ну а я вернулась к своему мусору.
Когда перевалило за полдень, Эмерсон объявил перерыв, выбрался из пещеры и подошел ко мне.
– Ну как дела? – поинтересовался он, обмахиваясь веером.
Мы беседовали о том о сем, как вдруг Эмерсон изменился в лице и окаменел, глядя на что-то у меня за спиной. Я в ужасе обернулась.
По Долине Царей к гробнице приближалась фантастическая процессия. Возглавляли ее шестеро дюжих египтян, через мощные, но заметно перекосившиеся плечи которых пролегли две палки; на палках же покоилось некое коробкообразное строение, целиком затянутое занавесками. Эта штуковина раскачивалась
