мастерской она еще раз остановилась и приняла на борт не пожелавшего сесть в кабину дядю Кирилла.
Без пяти двенадцать машина была на месте.
Строительную площадку, всю в проталинах, окружила плотная стена ребят. По площадке короткобородый, худощавый, покуривая трубочку, ходил главный архитектор города Матвей Матвеевич, без которого ничто не закладывалось в Зарецке.
— Начнем? — спросил он, поздоровавшись с пионерским прорабом дядей Кириллом.
— Пожалуй, — сказал дядя Кирилл. — Разгрузят, и начнем.
Откинули задний борт и, приняв на носилки закутанный в рогожу «сундук», потащили его на середину площадки.
— Развязывай! — крикнул Воронок.
Два десятка рук вцепились в рогожу, содрали ее и...
— У-у-у! — весело загудели ребята. Да и было отчего загудеть. Перед ними — немыслимый, небывалый, невообразимый лежал царь-кирпич, гулливер-кирпич, всем кирпичам кирпич...
Наиболее нетерпеливые подбежали ближе и прочитали: «Здесь будет сооружен памятник пионеру- герою Вениамину Перовскому».
Матвей Матвеевич вынул изо рта трубочку, посмотрел на часы, на солнце и, постучав трубочкой по ногтю большого пальца, не то выколачивая пепел, не то призывая к порядку, тоненьким и потому далеко слышимым голоском крикнул:
— Время, время!.. Разобрать лопаты!..
Лопаты шалашиком стояли на краю площадки. Их было немного. Всего десять. Но больше и не нужно было. Сегодня только закладка. Планировка площадки начнется завтра. Тогда и лопат понадобится больше.
— Копай здесь, — приказал Матвей Матвеевич, и десять счастливчиков, поплевав на руки, вонзили лопаты в землю.
— Кати кирпич сюда, — распорядился дядя Кирилл. Под кирпич подложили бревнышки и покатили к месту вечной службы.
Минута, другая, и царь-кирпич, скатившись по деревянному настилу, оказался на том самом месте, где ему предстояло лежать краеугольным камнем будущего постамента.
«Краеугольный камень»... — Воронок не раз слышал эти слова. Но только сейчас, при закладке памятника, он понял их точный смысл: камень, на котором держится то, что на нем возведено.
Песня возникла сама собой: торжественная, зовущая к подвигам и приключениям. Построила ребят в колонну по четыре и повела по весенним улицам Зарецка.
Завтра, послезавтра, много, много дней потом будет приводить она сюда, на площадку «Парка космонавтов», отряды юных строителей. Пока не встанет на пьедестале с автоматом на груди, прикрывая грудью раненого отца-командира, молодой партизан-орленок. Да и потом, когда памятник будет сооружен, к его подножию будут часто-часто приходить ребята, чтобы поиграть здесь, попеть, провести сбор. Так будет, в этом нет сомнения, но сейчас речь не о будущем, а о настоящем.
Новоселье
После закладки памятника в зоне «Восток-1» предстояло еще одно дело: переселение дяди Кирилла в новую квартиру. Воронок, Генка Юровец, Мишка-толстый, сестрички-близнецы Поля и Оля — словом, все перебывали там, любуясь видом, открывающимся из окна на площадь. Ленина и дальше за ней, на Снежку, закованную в синий панцирь льда. Но никто не проговорился об этом дяде Кириллу. Ребята умели держать язык за зубами.
При выходе из парка Долгий пригласил дядю Кирилла, Валентину и Воронка занять места в машине.
— А вам, — сказал он Генке Юровцу, Мишке-толстому и другим ребятам, — на своих двоих по старому адресу. Как поняли?
— Поняли! — заулыбались ребята.
И машина покатила по весенней дороге, хотя со стороны казалось, что она не катила, а плыла, то погружаясь в воду, то выныривая из нее, как дельфин.
Возле нового дома на площади Ленина (бывший Рынок) машина остановилась.
— Приехали, — сказал Долгий, и так как для других, видимо, не составляло секрета, куда они приехали, дядя Кирилл осмелился спросить, какой пункт назначения подразумевает в данном случае Долгий?
Долгий притворился изумленным: «Как, разве дядя Кирилл не знает, что это его дом?» — «Нет, дядя Кирилл не знает». — «Ах да, он забыл вручить дяде Кириллу ордер и ключ от квартиры. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Вот ключ. А вот и ордер: «Дом один дробь два, подъезд второй, квартира тридцать семь». Может быть, дядя Кирилл пригласит их в гости?» — «Что за разговор? Конечно, пожалуйста, но честное слово, он в толк не возьмет, как это все произошло: ордер... ключ от квартиры...»
Ноги с трудом повиновались дяде Кириллу, когда он поднимался на второй этаж. Вот и его квартира. Его? Но ведь она обитаема. Там слышны чьи-то голоса. Он укоризненно смотрит на своих спутников. Нет, он не в обиде на них: каждый шутит, как умеет, но он хочет видеть, как они выпутаются из положения, в которое поставили себя и его.
Долгий, Валентина, Воронок, не дрогнув, выдержали взгляд дяди Кирилла. Значит, это серьезно. Но там...
— Там уже кто-то есть, — сказал дядя Кирилл.
— Возможно, — сказал Долгий. — Значит, гости опередили хозяина.
Они открыли дверь и вошли в коридор, а оттуда в комнату.
Высокая, стройная и почему-то очень бледная женщина, сидевшая на диване в окружении двух девочек, порывисто встала и, не спуская глаз с дяди Кирилла, шагнула ему навстречу:
— Отец...
— Верочка...
Тайка и Майка (это были они) терпеливо ждали, когда взрослые нацелуются и вспомнят, наконец, о них. Нет, никак не могут вспомнить. Придется, видно, напомнить им о себе. Решено — сделано. Тайка схватила деда за правую полу пальто, Майка — за левую, и, общими усилиями оттащив его от мамы, сказали:
— А мы тебя знаем... Ты наш дедушка... Кавалер... Из альбома...
Они могли болтать что угодно. Все равно смысл их слов не доходил до сознания дяди Кирилла.
Он взял внучек на руки, прижал их к груди и не отпускал до тех пор, пока чей-то голос не произнес:
— Узнаю льва по гриве, а Макара по кудрям.
Знакомый-знакомый голос, которого даже время не в силах было изменить. Дядя Кирилл оборачивается и глазам своим отказывается верить — Старик, командир партизанского отряда, в полной генеральской форме, стоит у окна, сверкает радугой орденских планок и не спускает влюбленных глаз с него, Макара. А рядом кто? Бритый, круглолицый, маленький... Маленький, да удаленький. Дядя Кирилл сразу узнал партизанского артиллериста Ваню Петухова. С ними третий — Егор Егорович, старый друг...
— На новоселье приехали, — сказал Старик, обнявшись с дядей Кириллом. — Узнал от него вот, — он кивнул на Егора Егоровича, — что ты квартиру получаешь, и приехал...
Старик был не совсем точен. В Зарецк кроме новоселья его привело подозрение в предательстве Соловейчика, возникшее у Егора Егоровича. Но, как оказалось, Соловейчик не был предателем. Он был просто трусом. Немцы напали на транспорт из засады. При первых выстрелах Соловейчик повернул назад и скрылся в лесу. Скрылся в лесу, бросив автомат, бежал, подгоняемый звуками выстрелов, которые гремели позади. Там раненые и обессиленные его товарищи вели бой с немцами. Но что они могли сделать с
