– Спросите Тони!
– Спрашивал. Ты приехал незадолго до несчастья. Что тебе мешало заехать на бульвар Патриарха, зайти в заранее открытую Бистрой квартиру и сбросить электробритву в ванну? А потом как ни в чем ни бывало поехать к Антуанетте? Вместе с краденым.
– Это неправда! – скорчился на кушетке Пецев. – Эта баба меня заложила! Она была заодно со Стивом! До меня он был ее любовником. Я был у нее в одиннадцать! Честное слово!
В дверь постучали. Мы с Пецевым переглянулись, потом он встал и открыл. Через его плечо я увидел Антуанетту Минчеву.
– Товарищ Демирев! Только что мне позвонила Бистра. Она поехала на квартиру Стефана за вещами! Прошу вас, поторопитесь, я боюсь за нее!
Я бегу к машине, быстро завожу, делаю несколько запрещенных поворотов на бульваре Стамболийского и через пять минут оказываюсь перед дверью квартиры Драганова. Звоню раз, другой, никто не открывает. Нервы сдают, и я вышибаю дверь плечом.
Ворвавшись в комнату, я вижу, как Драганов, склонившись над Бистрой, душит ее.
– Я возненавидел ее с самого начала, гражданин следователь. Мне было противно видеть, как она гримируется, ходит, сидит, забросив нога на ногу, как пьет кофе! Все равно, что вижу свою бывшую жену. Эта журналисточка разбила бы жизнь Стефану еще страшнее, чем это сделала со мной моя бывшая жена. Как отец я должен был вмешаться. Как только я не убеждал его, что только не говорил! Нет и нет, будто околдовала его. Я конченый человек, мне давно уже пора на свалку. Но я не хотел, чтобы моя история повторилась и с сыном. Я уверен, что это из-за нее он снова занялся воровством. Что мог я сделать для него? Денег я не скопил, по службе не продвинулся из-за той негодницы, но я должен был спасти сына от Бистры! Вечером, когда они собирались ехать на море, я крепко выпил. Бистра пошла в ванную. И я сказал себе, что нужно действовать. Электробритву включил заранее. Сразу заявляю, что мне было известно, каким оружием она может стать. Я не удивился, что Бистра снова засела в ванной, с ее бесцеремонностью я давно уже свыкся, в моем доме она распоряжалась как хозяйка. Несколько раз по рассеянности я заставал ее в ванной, потому что она вылеживалась там часами. И вот я сказал себе: сейчас или никогда! Включил лампу в коридоре, открыл дверь, кинул электробритву в ванну и вернулся в кресло. Представьте себе, каково было мое изумление, когда из комнаты вышла Бистра, от которой, как я думал, я отделался во веки веков. Когда она мне сказала, что погас свет, я понял, что убил сына... Я подпишу все, что скажете, только об одном прошу: позвольте мне похоронить сына, и я в вашем распоряжении! Следователь задал еще несколько обычных вопросов, на которые бедный старик старался отвечать как можно более осмысленно. Взгляд его помутнел, костюм был смят, волосы казались грязно- желтыми, слипшимися от пота и грязи. Когда я выходил из кабинета следователя, он посмотрел на меня с укором:
– Чего тебе стоило, парень, задержаться еще на пару минут? Ведь она уже и глаза выкатила. Эх, зачем ты ее спас, на горе и другим людям?
Со дня похорон прошло две недели. Полковник запаса Драган Драганов находился в камере предварительного заключения.
Текучка целиком поглотила меня, но в сознании продолжала светить красная лампочка, напоминая о „деле Драганова'.
Урываю от сна, чтобы выяснить кое-какие дополнительные подробности. По крайней мере, так мне удается избежать диалогов на рассвете. Выкроил время, чтобы съездить на дачи профессора Илиева и художника Герганова допросить потерпевших и свидетелей.
Однажды вечером, остановив машину перед своим домом, неожиданно для самого себя я развернулся и подался на другой конец города – в квартал „Дружба'.
Через полчаса я был в покоях Антуанетты Минчевой.
– Коньяк?
– Благодарю вас.
– Благодарю – да, или благодарю – нет? Хотя я немного сердита на вас.
Пробую коньяк и с невинным видом заявляю:
– Я тоже, признаться, немного сердит на вас.
– А вы-то за что?
– А вы?
– За то, что вы так грубо держались с Кисой.
– Вам не следовало скрывать от меня, что вы замешаны в ограблении профессора Илиева. В конце концов, вы отделались условным приговором.
– Ваше здоровье.
– Ваше здоровье.
– Сколько ему дадут?
– Полковнику? Я не уверен, но полагаю, что не много. Как раз столько, чтобы закончил свои дни в тюрьме.
– Бедняга.
– Но так лучше, не правда ли?
– Что вы говорите, товарищ Демирев! Мне так его жалко!
– Знаете, о чем я думаю?
– О чем?
– Я вполне допускаю, что вам действительно жаль полковника, хотя именно вы все и организовали. С помощью Бистры, конечно. И отчасти самого Стефана. Не говоря уже о Кисе, который послушная пешка в ваших руках.
– Вот тебе раз! Как же я могла все это организовать? Может, с помощью телепатии я действовала руками полковника, когда он кидал электробритву в ванну?
– Не вы лично, а Бистра.
– Но ведь полковник во всем сознался!
– Я собственными глазами видел людей, которые сознавались в убийстве Кеннеди!
– И только на этом основании вы заключили, что полковник лжет?
– Зависит, что понимать под ложью. В его сознании все так и было. Он алкоголик, Тони, и вам это известно.
– Кстати, а как вам удалось узнать, что я замешана в ограблении профессора Илиева? Дело ведь давно пылится на полках. Ваш коллега, который тогда вел следствие, обещал, что не станет марать мое досье...
– Слишком много совпадений. Во-первых, жена Илиева была вашей клиенткой. Во-вторых, в то время вы были близки со Стефаном Драгановым. В-третьих, вряд ли вы столь наивны, чтобы полагать, будто ваше досье может остаться девственно чистым...
– Но с тех пор прошло четыре года!
– Вам кажется, что это много?
– Неужто всю жизнь мне расплачиваться за одно... сведение? Хотите еще коньяку?
– С удовольствием. Впрочем, никто с вас не спрашивает за старые грехи.
– Другими словами, вам доставит огромное удовольствие, если я предстану перед судом? И ради этого вы нагородили здесь столько ерунды?
– Нет. Совсем нет. Однако сцена с удушением – это уж слишком. Кто поверит, что больной, немощный старик может физически справиться с Бистрой?
– А если ему этого очень хотелось?
– Того, что ему хотелось, – не отрицаю, но все это было ловкой инсценировкой, рассчитанной на дураков. Вы являетесь, как по звонку, торопите меня и заполучаете свидетеля насилия... Вообще-то капкан сработан мастерски, но рассчитан он не иначе как на дебила.
– Значит, вы убеждены в моей вине? Как и в вине Бистры?
– Да, хоть у меня и нет вещественных доказательств. Пока.
– На что вы рассчитываете?
– На ваше самопризнание. Начнем с дачи художника Герганова. Или я снова выдумываю?
