– Вот это оптимизм! – горько усмехнулась Антуанетта, хотя я был уверен, что внутренне она уже сдалась.
– А почему бы и нет? Вы не такой уж плохой человек. И я вполне допускаю, что Стефан мог заставить вас рассказать ему о даче художника, как впрочем и раньше, о даче профессора.
– Но вы же не нашли...
– Да, пока еще не нашел самого важного доказательства – золотого колье и старинных монет, которые Стефан взял на даче художника.
– Вроде бы вы умный человек, Демирев, а рассуждаете по-детски.
– Почему вы так считаете?
– А потому, что единственное, чем вы располагаете, – признание полковника, а вы роетесь в грязном белье людей...
– Вместо того, чтобы поставить точку и передать дело следователю? А если на суде полковник откажется от своих показаний? Неужели вы и в самом деле считаете, что при следственной инсценировке убийства старик сможет убедительно повторить свои действия – от момента выключения лампы до кидания электробритвы в ванную?
– Это его дело.
– В основном мое.
– А если допустить, что Драганов убедит следователя?
– В том, что он убийца? Сомневаюсь, хоть и допускаю такую возможность.
– Что тогда?
– Как вам объяснить... я хочу спать спокойно. По возможности.
– Ну и упрямый же ты, как осел! – перешла на „ты' косметичка. – Все это бредни! Ладно, допустим, что Стефан ограбил дачу художника. Какой расчет мне или Бистре его убивать?
– Предполагаю, чтобы не делиться добычей.
– Чушь собачья.
– Я тоже так думал, пока не побеседовал с доктором Анчевым.
Реакция Антуанетты была мгновенной. Губы перекосились, пальцы нервно смяли сигарету в пепельнице, глаза загорелись лютой ненавистью.
– Что с вами, Тони?
– Демирев... я могу быть полезной тебе! Я тупо смотрю на нее.
– Ах, Демирев, Демирев... ты напоминаешь мне бродячего пса, беспородного, ничейного... Все-то ты прислушиваешься, принюхиваешься, выслеживаешь... А что выслеживаешь? Оставь ты это дело, а? Полковник убедит суд, пусть старый пьяница сломает себе шею! В моем лице...
– Начинаешь торговаться? Не хорошо, Тони...
– Хорошо – не хорошо, да что ты об этом знаешь?
– Кое-что знаю, но сейчас не время распространяться на эту тему. Я долго не мог понять, каким образом ты держишь Бистру в руках. Что касается Стефана и Кисы, мне более или менее ясно, но как ты заарканила журналистку, я долго не мог понять, не мог найти достаточно веского мотива. Пока однажды дождливым вечером мне вдруг пришло в голову, что это каким-то образом связано с ее ребенком. И я сказал себе: а что, если Тони помогла Бистре инсценировать беременность и на девятый месяц представить ребенка могущественной семейке, чтобы потом всю жизнь держать ее мертвой хваткой? При твоих связях, Тони, это сущий пустяк! Я начал прислушиваться, как ты выразилась, принюхиваться, пока не вышел на участкового врача – доктора Анчева. Как ты его подкупила, это еще предстоит узнать. Итак, Стефан не хочет делиться добычей, Бистра получает от тебя указание бросить электробритву в ванну...
– Минуточку! Зачем тогда Кисе посылать открытку с моря?
– Потому что они с Бистрой решили скрыться! От тебя! И как ты это не унюхала? Пардон, принюхиваться – это наше дело...
– Врешь!
– Стефан хотел сам продать золото и монеты, предварительно освободившись от любовницы. Узнав о планах Стефана, Бистра сообщила об этом тебе. Ты приказала ей ликвидировать его. В то же время Киса и Бистра у тебя за спиной крутят любовь. Между прочим, Стефан об этом знал, потому-то и отправил Кису в Варну. Открытка предназначалась не для милиции, а для тебя!
Столько труда... Вы сами-то себе верите, Демирев? – снова перешла на „вы' косметичка и закурила.
– Себе – не особенно, но фактам... Признаться, мне было трудно сложить из осколков эту мозаику...
– Скажите, а если б на вашем месте был другой... в смысле...
– Он тоже докопался бы до истины, Тони... Может, даже быстрее меня... зависит, когда догадался бы о ребенке.
– И это называется врачебная этика! Сплетник он, а не врач!
– Подкупленный тобой!
– Ты за кого меня принимаешь? За иранскую принцессу или Каролин де Монако? Неужели я могу покупать людей за здорово живешь?
– А почему бы и нет? На всех широтах покупают людей, разумеется, если они назначили себе цену.
– Оставьте вы эти глупости, Демирев! Тот кретин возьмет да откажется от ребенка. Кто тогда его возьмет, может, вы? Не нужно осуждать то, чего не знаете до конца, даже если оно ужасно!
– Как тебе сказать... При возможном самопризнании с твоей стороны, как, впрочем, и со стороны Бистры, вряд ли зайдет речь о ребенке. В сущности, я еще не убежден, кто из вас кинул электробритву в ванну. У тебя тоже было достаточно времени съездить на бульвар патриарха Евфимия!
– Хватит, Демирев! У вас есть еще что-нибудь сообщить мне? Я очень устала.
– Извини, я кажется, засиделся у тебя...
– Ничего, мне было приятно.
– Завтра утром я жду тебя в управлении. Закон есть закон. Мне очень жаль, Тони!
– А если не приду?
– Все начнется сначала. И все же я надеюсь, что ты придешь.
– А Бистра?
– Все будет зависеть от того, что скажешь ты. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Демирев. Приятного сна!
Последнее пожелание было излишним. Мне давно не снятся приятные сны. Однокомнатная холостяцкая квартирка в окраинном квартале „Люлин', захламленная кухня, незастланная постель. И косметичка, с которой я беседую на рассвете. Мало приятного. Итак, с чего мы начнем сегодня ночью, Тони? Ах да, догадываюсь. НЕ НУЖНО ОСУЖДАТЬ ТО, ЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ ДО КОНЦА, ДАЖЕ ЕСЛИ ОНО УЖАСНО!
