усердно рвал горло и тугие струны. Он ощущал экстаз от тяжести гитары, висевшей на кожаном ремне. Зажимая аккорды, он тонким медиатором то плавно, то резко перебегал от одной струны к другой.
К выступлениям в «Дайнере» Бред всегда относился с трепетом. Публика сразу приняла репертуар группы и дарила аплодисменты. Здесь было легко и непринужденно, присутствовал общий дух веселья. Изрядно выпившие люди, казалось, быстро находили взаимопонимание. Во внутренний мир человека вторгался рок-н-ролл и создавал невидимую сеть из эфемерных звуков. Иллюзорность ненадолго приобретала реальность, и мечты сбывались.
Бред не ожидал, что выступление будет встречено с таким воодушевлением. Толпа ревела и просила еще песен, как будто люди догадывались о том, что вокалист отыгрывает прощальный концерт. Один мужчина так разошелся, что, раздевшись по пояс, повис на балке под потолком. Посетителям нравилось это короткое шоу, многие поддерживали странный поступок. Крики и смех раздавались повсюду.
Сентиментальные чувства Бреда обострились в преддверии окончания концерта. Он был охвачен мукой приближающейся независимости от «Дайнера». Заботливо приютивший неизвестную группу бар- ресторан оставался один. Паб прощался с родным человеком, который сыграл мелодии, органично слившиеся с заведением в одно целое.
Бред несколько раз играл на бис, полностью вымотав свою команду. Он изо всех сил пытался оттянуть момент последней песни. Но неизбежное случилось, и вокалисту ничего не оставалось, кроме как погрузить в машину инструменты и отвезти их на базу.
КАТАСТРОФА
Бред не хотел сбегать из родного дома как преступник, но то, что он делал, напоминало жестокую детскую шалость. Парень положил в рюкзак только самые нужные вещи и документы. Сомнений не было, но железный кол переживаний распарывал душу насквозь.
Замученный лист бумаги лежал перед ним, склоняя на откровение. Ему казалась, что последнее письмо он дописать не сможет. Тупые рисунки испещряли блокнот, а смысл жизни никак не хотел превращаться в слова. Бред думал, что напишет о любви, о своей единственной любви, о призвании, о том, без чего терялась потребность к существованию. Фразы настолько были банальны и не отражали чувств, что парень бесцеремонно пачкал бумагу странными созданиями, стараясь ни на секунду не выпускать потный стержень из рук. Он стремился рассказать о мелодиях, властвующих над ним, о том, как он покорен до-мажору и соль-диезу, о том, как трепещет струна под жарким танцем его пальцев. Впервые Бред не мог подобрать нужной формы для облечения своего поступка. Потрепанные листы не принимали иллюзорных стремлений молодого музыканта. Затаясь, они надеялись, что хирург одумается и осознает важность своего ремесла. Уверенность вокалиста бесцеремонно двигалась вперед, расталкивая локтями накопленный врачебный опыт и стабильность будущих побед.
Трудно было представить более тяжелое послание. Что Бред мог написать о своей жизни в нескольких предложениях? Люди, которые воспитали его, не смогли распознать его мечту годами, так что же они смогут понять из простой записки? Только одно: что сын любит своих родителей и благодарен им за все. Так он и написал, а чуть ниже добавил: «Простите, что не оправдал ваших ожиданий».
Отец никогда не простит безумный поступок. Он скорее откажется от своего ребенка, чем признает, что его сын — рок-музыкант. Он не посетил ни одного концерта Бреда. В разговорах избегал этой темы, не желая ничего знать о его успехах на музыкальном поприще. Старший Волкер игнорировал факт существования студии и неформальное хобби сына. Единственное, что он хотел, — чтобы увлечение прошло, и верил, что когда-нибудь парень опомнится. Мама тоже не восторгалась музыкальными талантами сына. В отличие от отца, который, прочтя односложную записку, обидится на отречение от медицины, она не простит, что сын сбежал не попрощавшись.
Бред представил жизнь родителей без него. Он словно увидел их первый день вдвоем: капающие слезы и обирающее молчание. Беспокойство носилось как раненый зверь по дрожащему организму юноши. Невидимая опасность будто нависла над ним.
Бред вспомнил недавний мистический случай. Он написал текст новой песни, в которой «красную» женщину случайно убивает ребенок. Слова песни сами по себе родились в голове, будто были кем-то продиктованы. На следующий день после презентации песни газеты пестрели жуткими фотографиями аварии, в которой погибла женщина сорока пяти лет, одетая… в красное платье. Какой-то подросток угнал машину, но не справился с управлением и наехал на нее. Бред посчитал бы печальную историю совпадением, но не мог забыть, что в тот день ДТП случайно увидел в толпе эту женщину в ярком платье, о котором сочинял текст.
С отъездом из города Бред связывал еще и надежду избавиться от загадочного неприятеля. С момента нападения двух бандитов его не покидало чувство, что за ним наблюдают. К тому же парня преследовали мелкие странности, такие как могила, нарисованная пальцем на лобовом стекле его машины. Казалось, что кто-то задумал подшутить над размеренной повседневностью парня. Кто скрывался за маской недоброжелателя, Бред не понимал. Он пробовал наблюдать за теми, кто мог ему завидовать и кому он перешел дорогу. Мари, Чарли, Сэм… Наняв в агентстве охранника, он велел ему держаться на расстоянии и быть начеку. Пока Бред находился в клинике, телохранитель проверял близких людей. Выяснилось, что ни один из списка не мог быть замешанным в провокации. Тогда Бред постарался выкинуть гадкий случай из головы.
Не найдя, что бы такого еще положить в рюкзак, кроме документов, нескольких блокнотов с текстами и дисков со своими и чужими записями, Бред надел любимые голубые джинсы, черную футболку и такого же цвета толстовку, накинул спортивного вида кожаную куртку, сунул в карман бумажник с наличными и кредитками. Он оглядел свою комнату, где на стенах висели плакаты Моррисона, Вишеса, Леннона и других любимых музыкантов. Сложил разбросанные вещи, заправил огромный синий диван, задернул шторы.
Проходя по длинному коридору, Бред неожиданно для себя остановился возле комнаты родителей. Думая, что они спят, решил посмотреть на них в последний раз. Приоткрыв дубовую дверь, он столкнулся взглядом с мамой. Она нежно улыбнулась ему.
— Я на репетицию, — выдавил из себя Бред, замешкавшись на пороге.
— Будь осторожен. — В голосе мамы слышалась забота. Отец спал рядом и даже не пошевелился.
— Хорошо. — Он улыбнулся в ответ, уже закрывая за собой дверь.
— Сынок, ты что-то хотел? — раздалось позади.
Он снова оказался напротив матери.
— Да, пожелать тебе спокойной ночи, — еще раз улыбнувшись, ответил Бред.
Ночь выдалась темной и промозглой. Он сел в свой Opel и поехал в дальний путь. На улицах, как всегда в такое время, машин почти не было. Двигаясь быстро, по пути прослушивая запасенные диски, Бред уверенно вел машину. Чувство тревоги не покинуло, даже когда парень выехал за пределы города. Он убеждал себя, что дискомфорт вызван его домыслами и волнениями перед новой жизнью.
К заправке он подъехал ранним утром, солнце только начинало всходить. Залив полный бак бензина, Бред припарковал машину и зашел в маленькую закусочную. Выпив кофе и заказав несколько сэндвичей, он сел напротив окна и понял, что неудачно поставил автомобиль, потому что его не было видно. Что-то заставило выбежать на улицу. На дороге парень обнаружил Opel в том же состоянии, в котором его оставил. Он не знал причины своего беспокойства, но решил не возвращаться за завтраком, а ехать дальше.
Сквозь лобовое стекло Бред смотрел на прелести природы. Мокрые облака походили на растянутые рукой художника линии. Проносящиеся мимо пейзажи цепляли глаз горожанина. Зимние окрестности маленьких домиков тут и там окутывал серый дымок, сочившийся из кирпичных труб. В ранний час на трассе было мало машин, лишь изредка Бреда обгоняла Volvo или Toyota. Он слушал музыку и разглядывал немудреное великолепие простых придорожных деревень.
Парень представлял себя на сцене большого стадиона, где множество людей жаждет его появления. Крики толпы с призывами, гортанное подпевание его собственным песням. Всё еще не верилось в исполнение давних желаний. Профессиональная студия, заинтересованные в общем успехе музыканты,
