Дядюшка поддержал:
— Учил, говорят, что ничего незыблемого в географии нет… Как — нет? А существующий в Российской империи государственный строй? Ага! То-то и оно!
— Не революционер… (Голос отца Фомы.) Не революционер, но закономерно шел к тому, чтобы стать таковым…
— Вы фаталист, отец Фома!
Гость, куривший папиросу, отошел. Мы скользнули в калитку.
Бежали молча. Перепрыгивали через канавки, шарахались от возникавших силуэтов прохожих. Вечер был сырой. От Мологи медленно наползал туман, по-местному называемый мга.
Я заметил, что мы направляемся не к дому исправницы, а через весь город к заставе.
— Зачем? Не туда!
— Туда! Подъедет Петр Арианович… И Андрей там…
Андрей действительно был уже там. Он сидел на перекладине шлагбаума и вяло ответил на мое приветствие.
Вскоре из тумана послышалось тпруканье извозчика. (Железная дорога в те годы еще не доходила до Весьегонска. До станции надо было ехать несколько верст.)
Петр Арианович сначала пожал нам руки, как взрослым, потом обнял и расцеловал, как маленьких.
— Спасибо, ребятки. Спасибо за все!
— За что же, Петр Арианович?
— О! За многое! Вам не понять сейчас… За бодрость, верность, за веру в мечту!.. — Он спохватился: — А подарок? Что же подарить вам? Из головы вон! Все вещи запакованы… Хотя…
Он порылся в карманах. Послышался тонкий металлический хруст. Петр Арианович протянул нам на обрывке цепочки крохотный компас, служивший ему брелоком к часам.
— Всем троим: Андрею, Леше, Лизе!
— Но как же троим? Один компас — троим, Петр Арианович?.. Мы же разъедемся, расстанемся…
— И-эх! Залетные! — неожиданно сказал извозчик, щелкнул кнутом.
“Залетные” налегли и дернули. Захлюпала грязь под копытами.
— А вы не расставайтесь! — крикнул Петр Арианович, уже отъезжая.
И туман, как вода, сомкнулся за ним…
От заставы возвращались молча. Лиза все чаще и чаще шмыгала носом. Наверное, она застыдилась, наконец, этого шмыганья, потому что, не попрощавшись, нырнула в переулок, который вел к дому исправницы.
Туман наползал от реки, постепенно заполняя все улицы. Колышущаяся синеватая пелена пахла водорослями. Легко можно было вообразить, что наш Весьегонск затонул и мы бродим по дну реки.
Эта мысль на короткое время развлекла меня. Я сообщил о ней Андрею, желая утешить, но он сердито дернул меня за рукав:
— Тш! Слышишь?
— Шаги!
— От самой заставы!..
Да, сзади мерно поскрипывал деревянный тротуар. Это не мог быть случайный прохожий, потому что стоило нам остановиться, как прекращался и скрип. Двинулись дальше — доски снова заскрипели под чьими-то осторожными, крадущимися шагами.
— Пропустим его, — шепнул я.
Мы юркнули во двор. Пауза.
Настороженно прислушиваемся к тишине. Кто-то стоит там, за серой занавесью тумана, сдерживая дыхание.
Вдруг рядом, и совсем не в той стороне, куда мы смотрели, раздался торжествующий голос Фим Фимыча:
— Я вижу вас, не прячьтесь! Это вы — Ладыгин и Звонков! Я вижу вас!..
И тогда мы тоже увидели его, точнее, длинные его ноги. Помощник классных наставников был как бы перерезан пополам: голова и туловище терялись в тумане.
Он шагнул к нам:
— Провожали уволенного педагога? Очень хорошо! Похвально! Я завтра инспектору… А это что? Он дал? Покажи!
— Пустите!
Но помощник классных наставников ловко выхватил у меня из рук подаренный Петром Ариановичем компас, чиркнул спичкой и поднес трофей к глазам. Брови его удивленно поднялись. Потом тонкие губы растянулись в улыбке.
Невыносимо было стоять и слушать, как он смеется. Будто что-то толкнуло нас, и мы разом, не сговариваясь, кинулись к Фим Фимычу.
Я больно оцарапал щеку о пуговицу или запонку на его манжете. Андрей крикнул: “Отдайте!” И вот уже мы, вернув свое достояние, несемся скачками вдоль улицы. Полосы тумана бесшумно раздергиваются перед нами. Сзади грохочет деревянный тротуар.
— У тебя?
— У меня!
Маленький компас-брелок я прижимал к груди, как талисман.
Конечно, не Фим Фимычу, даже с его длинными ногами, было догнать нас. Мы безошибочно ориентировались в тумане. Кидались в переулки, в проходные дворы. Довольно долго, к раздражению своего преследователя, кружили на площади, среди лабазов. Мы знали город так, что прошли бы по нему с завязанными глазами.
Вскоре помощник классных наставников отстал.
Талисман со всеми предосторожностями был спрятан в тайнике, на чердаке дома, где жил Андрей. Потом я отправился домой.
Гости уже перешли из палисадника в столовую, и там над звоном рюмок, над звяканьем ножей и вилок, как обычно, царил квакающий голос дядюшки.
Я влез в окно, размышляя о своем будущем. Теперь уже никак не миновать второразрядного юнкерского училища, куда принимают “штрафных” — с тройкой по поведению.
Ночь я спал плохо. Снилась все та же тройка по поведению. Вначале она свернулась кольцами на коврике у моей кровати, затем стала медленно подниматься на кончике хвоста, как черная змея, пока не коснулась потолка…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СНОВА ВМЕСТЕ
