Соболев кивнул. О грызне, которая произошла на следующий день после их отлета между Шамалко и Картовым, он был осведомлен. Ясно, что Виктор сложил два плюс два и сразу просек, кто и когда снабдил его конкурента «секретными» данными. Но вот Картов, что странно, до сих пор, похоже, так и не понял, что и его самого, и того же Виктора, Карина сдала ему, Соболеву. Не знал об этом и Шамалко. Если он сейчас выдаст ее данные Виктору, об этом узнает и Картов. И вряд ли долго будет думать над тем, откуда у Соболева эта информация. Тем более что Карина сейчас у него. Меньше всего ему хотелось бы подставлять Карину.
— Как она это провернула, ты больше не спрашивал? — Словно читая его мысли, уточнил Борис.
— Как-то не до того было. — Костя покачал головой. — Спросим еще. И запускать сильно нельзя. Я и так не особо могу поверить, что Картов не в курсе. Но все говорит за это. — Он поднялся. — Посмотрим. Пошли, может, за ужином выясним.
Никольский улыбнулся. Но промолчал. Видно, снова вспомнил Фила. Уж очень веселой вышла улыбка.
— Будем проверять способности твоей новой прислуги? — Съехидничал Борис, следом за ним выходя из кабинета.
— Посмотрим, годится ли это чудо еще на что-то, кроме того, чтоб веселить всех моих людей. — Усмехнулся в ответ Костя.
— Парни говорили, что он обалденный повар. — Поделился Никольский, уже успевший перекинуться парой слов с охранниками, пока ждал его под кабинетом. — Так что, есть шанс, что и нам понравится.
— Да, если он только не будет перед глазами маячить. — Костя покачал головой. — Вряд ли я хоть кусок проглочу, если буду вынужден сдерживаться, пытаясь не рассмеяться.
— Это точно. — Хохотнул Борис.
Они уже подошли к столовой, так и перекидываясь впечатлениями от нового эконома, когда до них донесся высокий и эмоциональный, но явно мужской голос:
— Боже. Боже! И как ты только с ним в комнате оставаться не боишься, солнышко? У меня аж по спине дрожь пошла, когда он на меня смотрел. Брр. Ну и глаза. Лед! — Довольно визгливый голос был полон неподдельного страха и, похоже, кокетливости. — И внутри все сжалось. До сих пор сердце колотится. Смотри, пальцы, и те — дрожат! Ты что, ты что. Ужас просто!
Голос немного заглушался перезвоном тарелок.
— Не преувеличивай, Фил. — Карина, напротив, отвечала чересчур спокойно и сдержанно. — Не такой он и страшный. Соболев был больше поражен твоим видом, чем ты испугался его.
— Ой, да. Хорош я, правда? — Теперь в голосе эконома слышалась самодовольная гордость. — Хочешь, и тебе цвет оживим. Я нашел тут очень умелого мальчика. Конфетку сделаем. А то, уж больно мрачно. Нет, не подумай, ты — красотка, просто. Это и за сто километров увидишь. Но немного веселья твоим глазкам и личику не помешало бы. А мальчик — очень хорош. Конфетку из тебя сделает, гарантирую. Шоколадку, просто. Он стиль чувствует. В Америке учился. Я ему говорю: «зачем же сюда вернулся, Стасик? Там бы уже свою школу открыл». А он мне: «а ты зачем?». Вот я и замолк. И правда, зачем? А ведь тянет сюда. Вырос здесь, все-таки. — Эконом вздохнул. — Да, ты что, ты что, ностальгия — сильная вещь, я тебе говорю. Проверено.
Ответ Карины не был слышен, то ли она промолчала, то ли говорила тихо.
Никольский, вместе с ним замерший в коридоре, откровенно смеялся, хоть и беззвучно. Да и Соболеву было весело.
— Экий, ты, грозный, оказывается. — Шепотом заметил Борис. — Вон, как испугал, бедного мальчика. До дрожи в коленках.
— Не ржи. А то голодным домой поедешь. — С усмешкой отмахнулся Костя, стараясь прислушаться к диалогу, долетающему из приоткрытых дверей.
Как ни странно, но Карина, кажется, держалась с этим Филом немного свободней, чем со всеми другим. Она охотно поддерживала разговор и даже посмеивалась.
— Похоже, Карина себе подружку нашла. — Вновь читая его мысли, сквозь смех заметил Борис. — Держись, скоро эти «девочки» тебе кости начнут перемывать. — Предупредил он.
Как в воду глядел, кстати. Не прошло и пары секунд, как до них вновь донесся высокий и эмоциональный голос эконома.
— Нет! Я тебя понимаю. Это он против, да? Из-за него не хочешь перекраситься? Знаю я таких мужиков — все своим девочкам запрещают. Сами решают, что одевать и как волосы укладывать. Он, хоть, одежду тебе не выбирает, а, деточка? Вкус у него, прямо скажем, не изыскан, если судить по костюму. Дорогой, конечно. Но никакого тебе шика. Хоть бы что-то яркое добавил.
Карина что-то ответила и рассмеялась. Так весело и открыто, что Соболев даже усомнился, что это она. Но больше в столовой смеяться было некому. Если этот Фил и дальше будет ее так веселить, он его оставит. И даже простит нападки на свой внешний вид.
— Хотя, да, я все понимаю. Ты что, ты что. Он т-а-а-а-кой, что можно и потерпеть. Ах! Мужчина, видный, конечно. Если бы еще не такой страшный. — Посокрушался эконом. — Лицо такое, просто лапочка. А плечи! Ух! Уверен, он не заплыл жиром, как все эти дядьки, которые крутятся в верхах. Это и под тем похоронным костюмом видно. Ах, наверняка, накачан, да, девочка? Он хорош, можно и потерпеть косность вкуса. Я был бы не против посмотреть на такое тело. Только, все-таки, страшноват, на мой вкус. — Игриво и с явным сожалением, продолжал сокрушаться эконом. — Чуть бы больше веселья…
Зато Карина явно веселилась, ее смех был прекрасно слышен, в отличие от неразборчивых из-за этого веселья слов.
Никольский рядом тоже уткнулся в стенку и уж просто подвывал от хохота, который старался сдержать.
Костя одарил его хмурым взглядом, но и сам не знал, то ли смеяться ему над этим диалогом, то ли послать этого эконома куда подальше. Но он сам дал понять Карине, что она имеет право выбирать. Куда теперь деваться?
— Знаешь, — задыхаясь от смеха, прохрипел Борис. — Я, пожалуй, и правда, лучше домой поеду. Пока еще в состоянии. Ужина с этим твоим Филиппом, мне не пережить.
Костя кивнул, ни о чем серьезном за ужином он говорить не собирался, так что причин задерживать Никольского не было. Он вполне мог его отпустить. Смеясь, Борис поплелся к выходу.
Он же, напомнив себе, что отступать некуда, сделал невозмутимое лицо и зашел в столовую.
Как повар, Фил его порадовал, этого Костя отрицать не мог. Новый эконом готовил замечательно, не соврали его охранники. Правда, еда оказалась единственным, что было хорошо в ужине. Карина почти не смотрела в его сторону, не то, что на самого Константина. И не разговаривала. Вообще. То ли решила проверить его давнее заявление, что не должна никого развлекать, если у нее нет такого желания. То ли, в принципе, не желала открывать рот, чтобы разговаривать.
Константин не настаивал, решив, что еще будет время выяснить, как ей удалось провести всех с информацией. И потом, все их разговоры за ужином обычно заканчивались тем, что никто так и не наедался. Пора было прекращать такую традицию. Потому молчал и он.
Молчал и эконом, который не проронил ни слова с того момента, как Соболев зашел в столовую. Только время от времени нервно поглядывал на Константина и бегал на кухню, принося новые блюда.
Видимо из-за того, что время не тратилось на разговоры, с едой расправились быстро. Закончив, Карина какое-то мгновение смотрела на него, после чего поднялась и, все в той же тишине, покинула столовую. Снова проверяла, допустит ли он подобное своеволие с ее стороны? Возможно.
Константин ее не останавливал. Пошел в свой кабинет с бокалом виски и опять думал над тем, о чем ему все утро рассказывал психотерапевт. Просидев так часа два, наверное, поняв, что так и не притронулся к спиртному, зато снова накурив так, что пришлось открывать окно, Константин решил, что пора закругляться с размышлениями. С улицы тянуло морозным и свежим воздухом, немного отдающим привкусом тумана, появившегося из-за повышения температуры к ночи. Опершись на створку, он задумчиво смотрел на ярко освещенный двор, по которому то и дело проходили охранники.
Теория, это хорошо, но вот с тем, как все это сделать практикой — возникли проблемы. И не с его стороны. Сама Карина, определенно, не особо стремилась позволить ему помочь ей. Впрочем, и об этом его
