— Что?
— Это ведь не просто так?
— Тебе виднее, — в отличие от Жаика я не была рядом с Лехой три года.
— Почему она так на тебя похожа? — неожиданно спросил он и кивнул в сторону картины.
— Вопрос к автору.
Пока Жаик соображал, что же мне ответить, в кабинет вошли двое — Андрей с низким стаканом коньяка и Владимир Михайлович Юхно, директор охранного предприятия “Орел”. Судя по сосредоточенному выражению лица, Юхно уже был введен в курс дела. Он сразу же присел перед телом Лехи и пощупал пульс на шее — точно так же, как это сделал Жаик несколько минут назад.
— Он мертв, — сказал казах. Он повторял это слово с разными интонациями, он так до конца и не смог поверить в реальность происходящего.
— Вижу. Что здесь произошло?
— Не знаю. Около пятидесяти минут назад он вошел в дом. Я остался на террасе.
— И больше никого в доме не было?
— Она, — Жаик кивнул в мою сторону. Юхно с любопытством охотника за головами взглянул на меня.
— Это правда?
— Да. Я зашла переодеть платье, — коньяк, принесенный Андреем, вернул мне способность соображать. — Маленькая неприятность, меня облили пуншем.
— И что дальше? — Неужели это он целовал мне руку совсем недавно? После подобного тона остается только снять отпечатки пальцев и сфотографироваться анфас и в профиль.
— Я переоделась.
— Пятьдесят минут переодевались?
— Переодевалась. Потом подправила макияж. Люблю чистить перышки…
Интуиция подсказывала мне, что не стоит потчевать серьезных дядей своей полудетской историей о закрытой двери. Во-первых, мне никто не поверит; во-вторых, никто, кроме Лехи, не сможет подтвердить, что она была закрыта. А Леха мертв, и бесполезно взывать к нему. И, наконец, в-третьих: мое вынужденное тридцатипятиминутное заточение выглядит непонятно. А непонятного и так хватает.
— Ну, хорошо, — Юхно оставил меня в покое и обратился к Жаику:
— Что скажешь?
— Она ни при чем, — со вздохом произнес он. — Может быть, она и была последней, кто видел хозяина живым. Но она ни при чем.
— Аргументы. — Очевидно, в прошлом господин Юхно имел отношение к правоохранительным органам. Жаик подвел Юхно к окну и постучал по стеклу:
— Пуленепробиваемое и к тому же закрыто наглухо. А чтобы зайти в кабинет, нам пришлось высаживать дверь.
— Она была заперта изнутри?
— В том-то и дело, что нет. Она вообще не запиралась. Хозяин придвинул к двери конторку. Так что нам пришлось приложить усилия…
— Давай-ка его перевернем.
Вдвоем они перевернули тело Лехи и несколько минут изучали его. Я знала, что они не найдут никаких следов насильственной смерти. И они не нашли.
— Как вы думаете, что случилось?
— Не знаю, — Юхно доскреб подбородок. — Вскрытие покажет. Во всяком случае, на убийство или самоубийство это не похоже.
— Я тоже так думаю.
— А почему он голый? — спросил вдруг Юхно.
— А почему он заставил дверь конторкой? — огрызнулся Жаик, прикрывая тело хозяина одеждой. Она валялась тут же, на полу.
Это была поэтическая вольность, отход от сценария смерти в Жекиной квартире: вещей Быкадорова так и не нашли. Я вдруг подумала о том, что мертвый Быкадоров все-таки переиграл мертвого Леху Титова — он оставил на одну загадку больше…
— Ничего не понимаю, — продолжал строгим голосом причитать Юхно. — Впервые с таким сталкиваюсь.
— Не вы один, — заметил Жаик.
— В странной позе он лежит… — наконец-то трезвый взгляд Владимира Николаевича Юхно остановился на картине. — Он как будто хотел до нее дотянуться.
— Вот именно.
— Хотел бы я знать, что здесь произошло.
— Я тоже, — снова откликнулся Жаик. — Только она не скажет.
Дева Мария взирала на происходящее с надменным безразличием дорогой проститутки. Да и была ли она Девой Марией, пронзила меня внезапная мысль. Кто был моделью Лукаса ван Остреа? И какие тайны — страшные или совсем невинные — хранила эта женщина? Может быть, пять веков назад она убила своего ребенка? Или своего любовника? Или своего престарелого отца?.. Кто бы она ни была, она знала толк в убийстве. В убийстве и любви…
— Вы похожи, — господин Юхно оторвался от картины и снова уставился на меня. — Поразительное сходство. Даже оторопь берет.
— Она что-то знает, — снова повторил Жаик.
— Картина или девушка?
— И та, и другая, — ответил казах, и я снова подивилась его проницательности.
— Он говорит правду, Катя? — мягко спросил Юхно. Он менял маски злого и доброго следователя с мастерством фокусника.
— Конечно, нет, — я подивилась собственному спокойствию.
— Но, согласитесь, не может же абсолютно здоровый человек отдать богу душу при таких экстравагантных обстоятельствах.
— Не знаю. Я была наверху, переодевалась… Потом спустилась и прошла к заливу. Я же видела вас, Владимир Михайлович…
— Я помню.
— Я искала Алексея… Вернулась в дом и спросила у его телохранителя…
— Она спросила, не видел ли я хозяина, — мрачно подтвердил казах. — Хотя прекрасно знала, что он в доме.
— Я? Я понятия не имела, что он вернулся в дом…
— Так уж не имели?
— Она лжет, — неожиданно заявил Жаик. К этому новому повороту сюжета я оказалась не готова. Похоже, я присутствую на финале драмы, которая разыгралась без меня.
— Лжет? — удивился Юхно.
— Мы вместе пришли. Я и хозяин. Он сказал мне: “Мы скоро придем”. Мы. Он имел в виду себя и ее, — Жаик кивнул на меня. — Перед тем, как зайти в дом, он с кем-то говорил по телефону. И сказал: “Извини, меня ждут”. Она была в доме, и она ждала.
Все его слова, все его несостоятельные свидетели обвинения отскакивали от меня, как горох от стенки.
— Вы дурак, Жаик, — с нажимом произнесла я. От собственной безнаказанности у меня зазвенело в голове. — Может быть, вы хороший охранник, в чем я сильно сомневаюсь…
Жаик двинулся в мою сторону, но Юхно остановил его.
— Пусть продолжает.
— Может быть, вы хороший охранник, но как аналитик никуда не годитесь. Даже если все, о чем вы здесь поведали, — правда, это не объясняет главного.
— Чего, интересно?
— Его смерти. Ведь нет никаких следов насилия, правда? И дверь была заставлена изнутри. И окно не
