двусмысленные разговоры, намекал на свое несогласие с Гитлером, с его авантюристическими программами. Поэтому Р. А. Руденко в заключительной речи с полным основанием резюмировал:
«...Шахт пытался в разные периоды своей деятельности подчеркнуть свои, всё будто бы обострявшиеся разногласия с гитлеровским режимом. На самом деле, Шахт проводил двойную игру, предохраняя себя от ответственности за преступную политику зарвавшегося гитлеровского правительства заигрыванием с людьми, стремившимися к свержению гитлеровского режима, и в то же время сохраняя на всякий случай свою лояльность к этому режиму.
Шахт, поняв раньше, чем другие пособники Гитлера, неизбежность краха нацистского режима, устанавливает связь с оппозиционными кругами, которые видели свою задачу в том, чтобы, убрав Гитлера, спасти капитализм в Германии, сохранить господство монополий. Однако, установив связь с «генеральским заговором», Шахт сумел так обставить дело, что в общем-то вышел сухим из воды».
Шахт, в отличие от многих других подсудимых, говорил, что нацистскую верхушку отличали пошлость и примитивизм, которые не могли вызвать у него ничего, кроме презрения, назвал пьянство явлением, органически присущим нацистской идеологии. Алкоголизм, по его словам, был бегством от собственной совести. А когда судья Джексон предъявил Трибуналу неопровержимую улику — написанный Шахтом панегирик Гитлеру по случаю юбилея фюрера, финансист заявил в свое оправдание: «Я хотел бы знать, где тот человек, который бы в день рождения главы государства осмелился сказать что-нибудь иное».
Несомненно, его остроумие нередко переходило в дерзость и даже наглость, что нашло свое объяснение много лет спустя. В 1971 году стало известно о записке, полученной главным обвинителем от США Робертом Джексоном из американского управления стратегических служб. В записке предлагалось склонить Шахта к даче свидетельских показаний против Геринга, гарантируя ему в случае согласия оправдательный приговор. Такой приговор, вопреки мнению советского судьи, в итоге и был вынесен. Оправданный в Нюрнберге, Шахт прожил долгую жизнь, и в семьдесят лет у него были две маленькие дочки.
Не только советские обвинители, но почти все присутствовавшие в зале суда не сомневались в том, что Шахта ожидает заслуженное возмездие. Однако сам Шахт начал обретать веру в благополучный для него исход процесса. Например, когда Джексон при допросе напомнил ему, что и после ухода с поста президента рейхсбанка он в качестве министра без портфеля не выполнял никаких обязанностей, но продолжал получать от Гитлера 50 тысяч марок в год, Шахт в ответ на это напоминание нагло заявил: «А как же иначе, господин обвинитель? Я надеюсь, что и после окончания процесса получу свою пенсию. В противном случае на что же я буду жить?»
В один из майских вечеров 1946 года в беседе с Джильбертом в своей камере Шахт прямо заявил: «Заверяю вас, что если я не буду оправдан, то это станет позором для трибунала и международного правосудия».
Как известно, трибунал вынес оправдательный приговор Шахту, Папену и Фриче. Председательствующий Лоуренс предложил коменданту немедленно освободить их.
По уставу Международного военного трибунала признание виновности и применение наказания определялись большинством голосов. Члены трибунала были единодушны в признании виновности всех подсудимых.
Что же произошло в совещательной комнате судей? Как образовалось большинство из трех представителей западных держав в трибунале? Почему мнения судей разошлись именно в отношении признания виновности Шахта, а затем Папена и Фриче? Тайна совещательной комнаты оберегается законом.
Член трибунала от СССР И. Т. Никитченко заявил о своем несогласии с оправданием Шахта, Папена и Фриче, весьма аргументированно обосновав свое расхождение с другими членами суда в особом мнении, которое было приобщено к приговору.
Оправдательный приговор вызвал глубокое возмущение в самых широких кругах мировой общественности.
И тем не менее, через непродолжительное время Шахт был арестован. Западногерманский суд под давлением общественности приговорил «финансового чародея» к восьми годам лишения свободы «за участие в создании и деятельности национал-социалистического государства насилия, принесшего бедствия многим миллионам людей в Германии и во всем мире». Однако вскоре, как это многократно случалось в Западной Германии, приговор был пересмотрен, смягчен, а еще через некоторое время Шахт был объявлен невиновным и освобожден.
Вскоре Шахт занялся своим обычным делом. Он предпринял несколько вояжей за границу, стал полномочным коммивояжером германских монополий, посетил Индию, Индонезию, Пакистан, Иран, Ирак и Египет, прокладывая туда пути для западногерманского экспорта и капиталовложений. Одновременно Шахт руководил крупной банковской фирмой в Дюссельдорфе — «Шахт и К°», которую основал вскоре после выхода из заключения. Он отошел от активной деловой жизни в возрасте 86 лет, но до конца дней своих оставался доверенным лицом западногерманской финансовой олигархии.
В обвинительной формулировке об индивидуальной ответственности Шираха указывалось: «Обвиняемый Ширах в период с 1924 по 1945 годы был членом нацистской партии, членом рейхстага, имперским уполномоченным нацистской партии по образованию молодежи, главой гитлеровской молодежи, имперским уполномоченным по обороне, наместником и гауляйтером Вены. Обвиняемый Ширах использовал вышеуказанные посты, личное влияние и свою тесную связь с фюрером таким образом, что он содействовал приходу к власти нацистских заговорщиков и укреплению их контроля над Германией, что указано в разделе первом обвинительного акта; он способствовал психологической и воспитательной подготовке войны и милитаризации руководимых нацистами организаций, что указано в разделе первом обвинительного акта; он санкционировал, руководил и принимал участие в преступлениях против человечности, указанных в разделе четвертом обвинительного акта, включая в особенности антисемитские мероприятия».
Ширах принадлежал к руководству нацистской партии, был обер-групперфюрером СА.
Американский обвинитель капитан Дрексел Шрехер на основании неопровержимых фактов доказал, что целью деятельности
Шираха было: «увековечить существование нацистского режима путем отравления умов молодежи идеологией и подготовки молодежи к агрессивной войне».
Обвинитель передал трибуналу соглашение между Ширахом и Гитлером в октябре 1936 года, согласно которому гитлерюгенд (молодежная организация нацистской партии в Германии — Прим. авт.) обязывался готовить кадры частей СС для охраны лагерей уничтожения.
Но, как и вся эта мразь, сидевшая на скамье подсудимых, Ши-рах каялся, уверял суд, что был обманут Гитлером.
В последнем слове он заявил: «Я признаю свою вину перед Богом и германским народом. Я воспитывал германскую молодежь для человека, который оказался убийцей миллионов людей».
Ширах, будучи имперским руководителем молодежи, подчинялся непосредственно Гитлеру.
Убедительные показания о действиях членов гитлерюгенда были даны военнопленным солдатом Гертом Кнителем, который с 1938 года являлся членом этой молодежной организации.
Герт Книтель сообщил: «В местечке Лашайек наша рота в июне 1943 года подожгла дом с находившимися там людьми... Всех, пытавшихся выскочить из дома, мы расстреливали, только одну старуху не расстреляли, так как на наших глазах она сошла с ума».
Р. А. Руденко в нескольких предложениях сорвал овечью шкуру с этого матерого волка:
«За все эти преступления несет полную ответственность вместе с Гертами Кнителями и десятками тысяч им подобных и подсудимый фон Ширах.
Сам Ширах, конечно, не стрелял, не занимался поджогами, но это он вложил оружие в руки морально развращенной им и подготовленной к осуществлению любых зверств немецкой молодежи.
Преданный до конца гитлеровской клике, осведомленный о всех ее преступных делах, в которых непосредственно принимал самое активное участие, подсудимый фон Ширах являлся одной из наиболее зловещих фигур третьей империи».
Английская писательница Реббека Уэст удивлялась: как такая жалкая личность могла пробуждать в
