— Мадам — большая оригиналка, — меланхолично заметил кобелек.
— Это, наверное, подарки, да?
— Думаю, лучшим подарком для мадам будешь ты…
— А ты? — хихикнул лучший подарок.
— Само собой… Мы ей покажем класс… Она даже не знает, что ее ожидает…
«Мадам», очевидно, была кодовой кличкой Мариночки, кого же еще. Никита, несмотря на аховость ситуации, внутренне хмыкнул: тоже, нашли мадам, сопляки, ей и самой-то двадцать четыре сегодня исполнилось… То есть вчера. Уже вчера… Хотя… В известной степени Мариночка и есть мадам, изнывающая от безделья жена бизнесмена, еще способная порадовать себя такой вот парочкой по вызову. Совсем недурственно она развлекается в отсутствие мужа, ничего не скажешь… Хотя что-то подобное и можно было предположить, исходя из ее подлого, гиенистого темперамента. Права, права была Нонна Багратионовна, ох, права…
Но в любом случае именно эта парочка и засвидетельствует смерть. Громкими воплями и вставшей дыбом щетиной. А в том, что будет именно так, когда кобелек и сучка наткнутся на труп в ванной, Никита ни секунды не сомневался.
— Ты что это делаешь, лапонька? — спросил кобелек.
— «Guerlain Chamade», — проворковала сучка. — С ума сойти…
— Положи на место. И вообще, бросай свои провинциальные замашки… Не хватало еще, чтобы ты и здесь наследила… И так в прошлый раз чуть не погорели…
— Да ладно тебе, бэбик… Вон здесь сколько всего. Она и не заметит… А я давно мечтала… «Guerlain Chamade», надо же…
— Положи на место.
— И не подумаю, — женская часть дуэта понизила голос до безопасного шепота. — Считай это бонусом… Я заслужила… Заслужила…
Ого, девчонка, воспользовавшись ситуацией, решила потрясти «мадам»! Ну, давайте, бэбики, обнюхивайте квартиру, пора бы громко заявить о себе. Никита прикрыл глаза и затаил дыхание. Одно из двух: либо они уйдут, либо останутся. Все будет зависеть от любопытства девчонки, уже, судя по всему, прикарманившей духи. Вопрос в том, захочется ли ей прикарманить что-нибудь еще.
Ей хотелось.
Потоптавшись в прихожей еще минуту, девчонка двинулась в глубь квартиры, а кобелек, как привязанный, потащился за ней. На то, чтобы заглянуть в ванную (а куда еще прикажете заглядывать, ведь свет горит только там!) ей понадобится несколько секунд. Еще несколько — на то, чтобы оценить ситуацию и заорать. Или хлопнуться в обморок. Хотя — в обморок она не хлопнется, жилистые и глупенькие провинциалки редко прибегают к таким крайним мерам. Нужно только все правильно рассчитать, Никита, и путь к спасительной двери будет открыт. Вдох-выдох, выдох-вдох…
Но в квартире было тихо.
Никита, изготовившийся было к прыжку из кухни, накинул еще пару секунд.
Ну, давай! Давай!…
И вопль раздался. Но совсем не тот, которого ожидал Никита. Особого ужаса в нем не наблюдалось, скорее — детское любопытство и даже нечто, отдаленно напоминающее восхищение.
— Бэбик! Б… Ты только посмотри!… — далее последовало многоэтажное ругательство, хвост которого едва не пришиб Никиту, выскочившего на лестничную площадку.
А теперь — бежать! Бежать и не оглядываться…
Через минуту Никита уже сидел в машине. И шумно переводил дыхание. Ну все, он вручил судьбу двух тел малолетним остолопам, дело сделано, и можно убираться. Они придут в себя через минуту, а то и раньше, учитывая известную циничность профессии… Вызовут ментов, те выдернут из теплой постели начальника службы безопасности Джаффарова на пару с Нонной Багратионовной — именно они в курсе всех передвижений Корабельникоffа, они и шмякнут шефа по голове смертью Мариночки. А Никита будет ни при чем, белый и пушистый, и к тому же способный поддержать благодетеля Оку в трудную минуту его жизни.
Все. Дело сделано и можно убираться.
Но убираться Никита не торопился. В конце концов, здесь, в мерседесной тиши и безопасности, можно и прикорнуть в ожидании промежуточного этапа развязки.
…Часы на приборной панели показывали, что Никита сидит в ожидании уже шесть минут, но никаких подвижек не происходило. Никто не вышел из дома, да и милицейской сирены не слышно. Вот черт!…
— Надо же, дерьмо какое! — ругнулся Никита вслух и тотчас же увидел две фигурки, на всех парах несущиеся от дома.
Кобелек и сучка.
И не с пустыми руками!
От удивления Никита даже присвистнул. Потом присвистнул еще раз — от возмущения. И еще — от неожиданно открывшейся ему истины. Они поступили точно так же, как поступил он сам. Просто вымелись из квартиры, что тоже понятно: кому охота связываться со смертью! Тем более — смертью жены влиятельного человека. Они поступили так же, плюс… Никита ограничился скромной орхидеей, а аппетиты парочки оказались куда более внушительными.
Пока Никита стыло рассуждал об этом, парочка кенгуриными прыжками двинулась прямо в его сторону.
А затем…
Свои дальнейшие действия Никита и сам потом не смог себе объяснить: он врубил фары и завел двигатель. Лучших опознавательных знаков для кенгуру с пакетами и придумать было невозможно. И кенгуру доверчиво бросились на свет и звук. А кенгуриный кобелек на правах мужчины тотчас же заколотился в стекло. Дав поуговаривать себя несколько мгновений, Никита стекло опустил.
— Эй, шеф, до «Приморской» подбросишь? — От голоса кобелька за версту несло дешевым испуганным мародерством.
— Сколько?
— Тридцатка…
— Да вы совсем, ребята, обалдели… — для вида покочевряжился Никита.
— Тут и ехать-то пять минут… А тебе сколько надо?
— Ну, за полтаху, может быть, и соглашусь…
— Лады, — кобелек уже нетерпеливо бился в заднюю пассажирскую дверь.
Никита взял с места, как только парочка угнездилась на заднем сиденье. В зеркале заднего вида отразились обе нашкодившие полудетские мордашки.
— А вы чего такие смурные, ребята? — не удержался Никита. — Поссорились?
— Поссорились, поссорились, — хмуро бросил кобелек. — Ты за дорогой следи, шеф. Тебе-то какое дело?…
— Да никакого, хоть бы вы и хату какую-нибудь обнесли…
Лицо не подготовленной к таким провокационным пассажам девчонки исказилось, два пакета в ее руках звякнули «Guerlain Chamade», «Sen-timent'oм» и еще бог знает чем. Зато паренек проявил недюжинную выдержку.
— Да ты шутник, шеф…
— Ага, — легко согласился Никита. — Где вас на Приморской высадить?
— А на Приморской и высади. У метро…
…Они действительно вышли из машины у метро и все так же, по-кенгуриному, поскакали в сторону дома у противоположной стороны дороги. Дом носил славное название «на курьих ножках», и в нем когда-то жила первая Никитина любовь — еще школьная, с содранными коленками и болячками на губе.
Вера, неожиданно вспомнил Никита, ее звали Вера.
Проводив взглядом парочку, Никита развернулся и поехал в сторону гостиницы «Прибалтийская». Там, на Морской набережной, и жил его приятель Митенька Левитас.
Обшарпанная дверь Левитаса встретила его собачьим лаем и недовольным сонным бухтением самого Митеньки.
