— Либо?..
«Либо» не предвещало для Лены ничего хорошего, даже полубоги умеют сводить классические брови к классической переносице и классически испепелять взглядом, но ведь она сама влезла в эту авантюру. И теперь нужно идти до конца, ничего не попишешь.
— Хорошо. Я скажу. Я получила его от одного человека.
— От какого человека? Знакомого… м-м.., покойного?
Представить алконавта Печенкина знакомым балетной знаменитости можно было только в горячечном бреду или во время приступа острого психоза, и Лена хмыкнула:
— Это вряд ли… Скажем, я вырвала зубами… Он случайно оказался поблизости от места.., где все это произошло… Он был там… И…
— Был там? Когда?
— Думаю… Еще до того…
— Так. Подождите. — На бледное лицо Гурия моментально вскарабкался азартный румянец. Сейчас он крутанет колесо навязшей на зубах дурацкой игры «Поле чудес» и начнет угадывать. По буквам. — Я, кажется, знаю, о ком вы говорите…
— Даже так?
— Печенкин!.. Точно — Печенкин!
Прав я?
Вместо буквы он угадал целое слово — с первой попытки, с первого захода, как и положено полубогу. Так что Лена даже не удивилась, лишь спросила для проформы:
— Интересно… Каким образом?
— Каким? Да будь на его месте кто-то другой… — по лицу Гурия вдруг пробежала судорога. — Будь на его месте кто-то другой, более серьезный, — вы бы здесь не сидели… Вы хоть это понимаете, девушка? Вы понимаете, куда вы влезли?.. Тоже, деятели… Улика не последняя — и вот так, без изъятия, без оформления протокола…
— Да ладно вам… — огрызнулась Лена, вспомнив обстоятельства, при которых ей достался узелок с места преступления. — Вы-то сами… Вы сами даже не почесались, чтобы что-то там изъять…
— Зато вы… — огрызнулся Гурий. — Ладно… И что вы прикажете со всем этим делать?
Хороший вопрос.
— Делайте, что считаете нужным… — Силы неожиданно покинули Лену.
— Вы же понимаете, я должен составить протокол… Приобщить улики к делу…
Которое веду даже не я… А…
Ничего нового, а уж тем более — радостного в этом известии не было, и за чеканным, но нежным профилем Гурия нарисовался совсем другой профиль: неумеренно-каннибальский, с лучевой костью в носу и берцовой — в жестких вихрах. С перепугу Лена даже вспомнила выходные данные дикаря, запечатленные в его корочках: Сивере Антон Александрович.
— Сивере Антон Александрович, — закончила за Гурия она.
— Майор Сивере. Вы и это знаете? — У лейтенанта из провинциального Мартышкина отвисла челюсть.
Что ж, если у нее и были какие-то сомнения насчет собственной судьбы, то теперь их не осталось вовсе.
— А вы? — пролепетала Лена.
— А мне по должности положено… И потом… — Гурий раздул щеки, — ..это мой старинный приятель. Антон Сивере.
— Приятель?..
Только этого не хватало!
— Приятель. Друг даже… Да. Друг — это вернее…
— Вот как. — Губы больше не слушались Лену. Адонис — Лао-цзы на поверку оказался троянским конем — в полном соответствии с древнегреческой мифологией.
— Значит, вы знаете Антона.
— Виделись…
— Даже так? И при каких обстоятельствах?
Вот сейчас она и начнется, троянская резня. От нее не спрячешься в укромном уголке, лучше уж сразу упасть на колени и в такой неудобной позе ожидать лодчонку через приснопамятный Стикс. А еще лучше — камень на шею. И утопиться во все том же Стиксе.
Но топиться Лена не стала.
— Это та самая случайность, — сказала она. — О которой вы говорили… И от которой никто не застрахован…
— Валяйте про случайность, — выдохнул Гурий после паузы. — Люблю слушать про случайности. Тем более что…
Он осекся, сдвинул фуражку на затылок и почесал не успевшие состариться ссадины: впечатляющий итог их недавнего знакомства. Ссадины намекали на кривую дорожку, в самом конце которой столкнулись Лена и участковый из Мартышкина; дорожка была вымощена случайностями на совесть: совершенно случайно Лена нагнала Гурия на шоссе, непреднамеренно сбила его и, поддавшись порыву, отвезла в населенный пункт с ласковым названием Пеники. В Пениках — и тоже случайно — в ее машине образовался Пашка. Сам Пашка совершенно случайно обнаружил на яхте тело Нео, с которым Лена — по странному стечению обстоятельств — познакомилась в день убийства. Венчал же всю эту шаткую конструкцию сам Гурий, волею судьбы расследующий дело ее подруги Афы Филипаки. Гурий же восседал на крупе каннибала Сиверса… Расследующего соответственно убийство Романа Валевского. А если вспомнить ее визит на Фонтанку и приплюсовать сюда контракт Афы с «Лиллаби»…
Не спятить бы, господи, от таких совпадений!
— Хорошо, — согласилась Лена. — Я расскажу все, что знаю. С условием, что… Ладно, об условиях — потом…
— Как знаете…
— Только начинать придется с весны…
Иначе проследить всю цепочку будет достаточно трудно.
— Надеюсь, с этой весны? — напрягся Гурий.
— Да.
— Ну слава богу… А то я уж подумал…
Нет, начинать сагу с непорочного зачатия Христа Лена не собиралась, ограничившись первым знакомством с Пашкой в апреле.
Или это был март?..
Спутанные месяцы оказались единственным, о чем Лена не могла сказать ничего определенного. Дальше дело пошло живее, хотя в месте их первой встречи с Нео она снова забуксовала: внезапно вспыхнувшая страсть к красавцу-покупателю одеколона показалась ей несколько порочной, мелодраматической и нестерпимо киношной. Именно так ее мог воспринять Гурий, взращенный на целомудренном молоке деревни Пеники. И на таких же пеньюарно-целомудренных припевах своей обожаемой дивы — что-то вроде «А ты любви моей не понял, и напрасно, и напрасно…». Так что, прошмыгнув через переулок с покосившейся табличкой «Хотите быть моей любимой девушкой?» (эта фраза, вскользь оброненная Романом, до сих пор звенела в ее ушах), Лена перевела дух.
Все последующие события были изложены достаточно точно, за исключением визита в танц-студию Валевского на Фонтанке, который она малодушно скрыла: чертов пистолет прожигал ей колени даже сквозь толстую свиную кожу рюкзака. Она не забыла ни о чем: ни о фотографии navyboy [21] в ящике Афиного комода, ни о его же фотографии, окопавшейся в соседней с убийством секции таунхауза. Ни о хореографическом прошлом покойной, ни о переполовиненных «Ста видах Эдо», которые вывели ее прямиком на экстремиста Печенкина…
— Н-да, — только и смог вымолвить Гурий, когда Лена закончила рассказ. — Будем сажать.
— Кого? — В горле у Лены мгновенно пересохло.
— Как кого? Печенкина. — Царапины на лице у Гурия вспыхнули, а едва пробивающаяся щетина встала
