Во все время расследования Трафикант продолжал упорно отстаивать свою невиновность.
— Вот что я скажу вам, — твердил он в камеру, — и я говорю это в лицо госдепартаменту юстиции: если вы собираетесь предъявить мне обвинение, делайте это в июне, а судите меня в августе, во время парламентских каникул. Я не собираюсь из-за вас пропускать выборы.
Я наведался в Янгстаун, рассчитывая разузнать побольше о деле против конгрессмена и о деятельности мафии в этом регионе. Тогда казалось, что ФБР вот-вот явится к Трафиканту с ордером на арест.
Я приехал в середине дня, однако улицы в центре города были странно пусты, витрины магазинов заколочены, как будто все жители куда-то второпях уехали. Наконец я приметил свет в магазине одежды — какой-то старик аккуратно складывал костюмы. Я вошел и спросил его, что он думает о деле Трафиканта.
— Никто нипочем не избавится от Трафиканта, — ответил продавец. — Это такой пройдоха.
И он с умилением принялся вспоминать о «ребятах», то бишь об убийцах, в особенности восхищаясь Стролло, который покупал у него костюмы.
— В ту пору красных и розовых костюмов не носили, не то что нынче, — ворчал он.
Я спросил, как обстоит дело с коррупцией, но старик только плечами пожал.
— Кому какое дело? Если кто трудится, на жизнь зарабатывает и никто его не трогает, так зачем в чужие дела нос совать?
В тот вечер в ресторане за одним из столиков собрались местные старики — кому за семьдесят, кому за восемьдесят, — и начались разговоры о конгрессмене.
— Трафикант своего добиться умеет, — объявил один. — А это главное.
— Вот именно! — подхватил другой.
Третий присоединился к хору:
— Когда мне было восемь лет, я разносил газеты. По воскресеньям я всегда проходил мимо того заведения, где из-под полы торговали спиртным. Однажды хозяин позвал меня: «Зайди, кое с кем познакомлю». Я зашел, а там был Аль Капоне. — Рассказчик выдержал паузу и повторил: — Сам Аль Капоне!
Другой, до сих пор сидевший молча, вдруг взорвался:
— Видали? Типичный янгстаунец! Образованный человек, юрист, но Трафикант для него — Господь Бог, а лучшее воспоминание в жизни — встреча с Аль Капоне.
Позднее Марк Шуте, антрополог из государственного университета Янгстауна, специально занимавшийся этим регионом, говорил мне:
— Мы приучили и себя, и своих детей к мысли, что так устроен мир. Наше общество полностью извращено, гангстеры навязали свою волю всем. Их ценности стали нашими ценностями.
На последних выборах в конгресс Трафиканту пришлось соперничать с двумя конкурентами из демократической партии, которые не преминули вытащить на свет его связи с мафией и грозящее ему в скором времени обвинение. И все-таки Трафикант ухитрился выиграть первичные выборы, набрав больше голосов, чем оба его соперника, вместе взятые. Он казался неуязвимым. Даже среди республиканской фракции конгресса у него имелись сторонники — неужели они восприняли всерьез его обещания переметнуться в их лагерь?
— Джимми Трафиканту не воздали должного, — заявил представитель республиканцев от штата Огайо Стив Ла Туретт кливлендской газете «Плейн дилер». — Такого славного мужика, такого славного члена конгресса, такого славного человека еще поискать.
Приободрившись от этой поддержки и опираясь на «свою» долину, Трафикант дерзко именовал изобличенного преступника О?Нести своим «добрым другом» и требовал, чтобы осужденный за участие в рэкете шериф Янгстауна был переведен из центральной тюрьмы в местную — поближе к хворающей матери. ФБР больше не внушало ему страха.
— Им не запугать меня, — как всегда вызывающе, заявлял Трафикант.
От разговора со мной, как и с другими журналистами, он уклонился («Официальное заявление я сделаю только тогда, когда меня убьют», еще одна удачная находка), однако и он сам, и его штаб десятками выпускали пресс-релизы, громя всякого, кто выступал против босса. «Трафикант создаст собственное агентство новостей и напустит его на департамент юстиции», — грозил один из таких пресс-релизов. В другом говорилось: «Трафикант требует от президента расследовать деятельность федеральных агентов в Янгстауне». В конгрессе, где по закону он мог высказываться, не опасаясь исков за клевету, Трафикант вел себя еще более дерзко:
«Господин спикер, я располагаю доказательствами того, что агенты ФБР в Янгстауне, штат Огайо, нарушили Акт Рико и похитили большие суммы наличными, — утверждал он. — Что еще хуже, они предложили одному из своих информаторов совершить убийство. УБИЙСТВО, господин спикер!»
О расследовании он благоразумно предпочитал умалчивать, но он явно чувствовал себя затравленным. Казалось бы, агент ФБР достиг величайшего успеха, провернул одну из крупнейших в истории агентства операцию, но ему не суждено было стать местным героем. Хуже того: на местной радиостанции сторонники Трафиканта поносили Кронера, именуя его вором, преступником и наркоторговцем.
— Больше всего меня угнетает, что они не верят в мою честность, — признался мне Кронер. Он сложил руки на груди, и я увидел на пальце у него золотое кольцо, врученное за двадцатилетнюю безупречную службу. — Приходится просто не обращать внимания на такие вещи, — вздохнул он.
— У них тут все не по-людски, — проворчал Арена.
Кронер предложил покатать меня по долине. На закате мы проехали в его машине мимо старых сталелитейных заводов, мимо «Греческой кофейни», «Кукольного дома» и прочих игорных притонов, мимо того места, где Еврей Берни назначал свидание своим наемным убийцам, и того, где по приказу Стролло застрелили Эрни Бьонделло.
— Мы, как и все остальные, часть этого общества, — рассуждал Кронер. — Мы страдаем от тех же проблем, что и другие, живущие в коррумпированном городе.
Он замолчал, то ли не зная, что еще добавить, то ли осознавая, сколь невелик результат его работы после многих лет борьбы с мафией.
— Пока на высшие должности будут избирать коррумпированных негодяев, ничего не изменится, — подытожил он.
