– Эта женщина долгое время имела свою долю в моем бизнесе. Она была незаурядна, правда. – Алекс обводит взглядом потайную комнату. – Даже более незаурядна, чем я мог предположить. Совсем недавно я получил известие о ее гибели. Я был расстроен. А сегодня выясняется, что она жива и уже появилась в Париже…
Пока Алекс не сказал мне больше того, что сказал Слободан. Пожалуй, Слободан был намного раскованней в своих комментариях по поводу Мерседес.
– Этот ваш сотрудник – он виделся с ней?
– С Мерседес? – Алекс растерянно потирает идеально выбритый подбородок. – Кажется, я не успел спросить его об этом. Нуда, он просто сказал: Мерседес вернулась. И это хорошая новость.
– А плохая? – машинально спрашиваю я.
– Плохая? Плохая – то, что мы с вами оказались здесь.
– Это чревато неприятностями?
– Послушайте, Сашá! Когда я узнал, что Мерседес жива, но почему-то не позвонила мне… Я сразу же отправился сюда, к ней. Вы должны понимать…
– Я стараюсь понять.
Алекс оправдывается, как будто я вытягиваю у него признания под дулом пистолета. Но оба мы не вооружены и находимся в сходной ситуации. К тому же еще совсем недавно он был Спасителем мира и человеком, созданным уберечь от банкротства издания, посвященные современному (мерзость какая!) искусству. А я – кем была я? Девкой с ресэпшена в марокканском отельном захолустье. Нет-нет, нужно отдать должное Алексу, еще до всего произошедшего он по достоинству оценил мое воображение и мою неординарность и даже пригласил работать в его команде… Теперь роли поменялись, и Алекс ищет в моем лице сочувствия, если не покровительства. И от лоска, который всегда (и в постели тоже) отличал знаменитого галериста, и следа не осталось. Все это неправильно, так не должно быть – ведь он все-таки мужчина. И обязан вести себя как мужчина, а не как мальчишка, запертый в чулан за кражу варенья.
– …Я стараюсь понять, Алекс.
– Я поднялся сюда… Я ведь знал, где живет Мерседес, я бывал у нее несколько раз… Так вот, я поднялся сюда и позвонил.
– Но парадное закрыто на ключ, – замечаю я. С каких это пор во мне проснулся мой марокканский следователь?
– Оно обычно закрыто на ключ, я знаю. Но как раз сегодня… Как раз сегодня дверь внизу была распахнута настежь. То же самое случилось с дверями в квартире Мерседес.
– Они тоже были распахнуты настежь?
– Скажем, они были приоткрыты. Тоненькая щелочка. Это показалось мне странным – Мерседес неохотно пускает в дом гостей, без довольно придирчивого фейс-контроля сюда не попадешь, а тут пожалуйста… Естественно, я вошел.
– И?..
– И никого не обнаружил. Никого и ничего.
– Что значит – «ничего»?
– То и значит. Когда человек на протяжении длительного времени живет в доме, то вполне естественно, что он этот дом обустраивает. Вы понимаете, о чем я говорю?
Даже я, последние три года прожившая в гостиничном номере, понимаю, о чем говорит Алекс. В кухне должна быть посуда, должны быть микроволновка, электромясорубка или электрокофемолка, штопор, подставки для яиц, подставки под горячее; в зале – шторы или жалюзи, газетница, стеллажи с керамикой, светильники, напольные вазы; в ванной…
– Она, конечно, не слишком походила на обычных женщин. Она, например, собирала ритуальные предметы самых различных культов смерти. Много путешествовала по Африке, по Латинской Америке – по самым диким уголкам. Коллекция располагалась на стене в зале. Теперь ее тоже нет.
Алекс слишком отвлекается на прошлое Мерседес, вместо того чтобы озаботиться своим настоящим. Прошлое Мерседес способно увлечь кого угодно, особенно в той его части, где она, облачившись в эксклюзивные дизайнерские лохмотья, передвигалась по сельвам и саваннам.
– Возможно, ваша подруга просто решила сменить квартиру. – Я не хочу быть втянутой в разговоры о Мерседес – и все равно втягиваюсь.
– Эта квартира вполне ее устраивала.
В доме бесследно пропало несколько человек, и полиция оказалась бессильна в их поисках. Чудесное место, которое ни на какое другое не променяешь!..
– По-моему, мы слишком отвлеклись, Алекс.
– Да, действительно… Вот я и подумал – если женщина решила сменить квартиру и вывезла всю обстановку…
– Не всю. Диван и кресла остались.
– …и вывезла почти всю обстановку, то почему оставила одежду?
– Вы у меня спрашиваете?
– Просто размышляю. Одежда, кстати, была в полнейшем беспорядке…
Почему – кстати? Для кого – кстати?
– …часть вещей вообще была свалена на пол, остальные пребывали в чудовищном беспорядке. Собственно, только поэтому я обнаружил комнату, в которой мы сейчас находимся.
