Жужжание исходило от него.
Лейбл, украшающий ноутбук, – «SONY».
Лейбл, украшающий телефон, – «GLOBALSTAR».
Я совсем не фанат оргтехники, я игнорирую мобильную связь, я совершенно равнодушна к компьютерам, «е-оснащенность ими отеля Доминика я нахожу очаровательным анахронизмом, но… Есть вещи, в которых (благодаря бесконечным каталогам и прайс-листам Фатимы) разбирается даже отставшая от жизни русская матрешка:
дизайн и размеры ноутбука «Sony» тянут на несколько тысяч долларов.
«Globalstar» – не что иное, как фирма, занимающаяся спутниковой связью, и телефон не сотовый, а спутниковый. И это тоже стоит бешеных денег, возможно даже больших, чем ноутбук со всей его начинкой и прибамбасами.
Ай да дядюшка Иса, скромный торговец пряностями!.. С такой аппаратурой он может договариваться о поставках фенхеля и кайенского перца прямиком с горных вершин Большого Атласа, прямиком из центра Сахары. Увлекшись созерцанием компьютера и телефона, я не сразу замечаю саквояж, стоящий на кровати.
Отличная кожа. У Спасителя мира хороший вкус. Жаль, что я не успела сказать ему об этом до того, как он улетел.
Вот черт.
Он – улетел.
Одним из утренних рейсов, так сказал мне толстяк, и я поверила ему на слово. Кто из двоих соврал – Алекс Доминику или Доминик мне? Кто бы ни был – в дураках осталась я сама.
Вот черт.
Нет, это все же не саквояж Алекса. Тот был поменьше и поизысканней, с латунной застежкой. На этом саквояже застежка совсем другая – из хромированной стали. И кожа заметно грубее, не такая мягкая – даже на вид. Разница в классе бросается в глаза сразу, я просто слишком взвинчена, вот мне и лезут в голову всякие глупости. Алекс улетел, а я без зазрения совести вторглась в чужое жизненное пространство, что не соответствует не только марокканским традициям, но и христианским. Хороша же я буду, если добрейший дядюшка Иса застукает меня здесь!..
Напуганная мыслью о возможном разоблачении, я пулей выскакиваю из комнаты, прикрываю дверь и падаю на подушки у стола. Приняв непринужденную позу и чуть отдышавшись, я успеваю даже сунуть в рот кусок пахлавы и запить ее чаем. В этот самый момент и появляется дядюшка Иса, еще более улыбчивый, чем раньше.
– Вы не скучали, милая Сашá?
– Честно говоря, уже успела соскучиться. У вас отменная пахлава. И чай тоже замечательный.
– Рад, что вам понравилось. Вот, возьмите на память. Маленький подарок от дядюшки Исы.
Дядюшка протягивает мне бесформенный кусочек камня – слишком податливый, слишком легкий; цвет тоже так сразу не определишь: то ли болотный, то ли темно-серый.
– Что это?
– Амбра. Самая настоящая амбра. Запах амбры придает женщине загадочность и подчеркивает силу и благородство души. Ко мне приходили двое полицейских, Сашá.
Переход от амбры к двум полицейским так неожидан, что я не сразу понимаю, о чем говорит мне дядюшка. Двое полицейских? Только бы это не были Жюль и Джим!..
– Вчера, поздним вечером, произошло убийство. Совсем рядом. Вы не слышали?
– Что-то такое слышала… Краем уха. – Язык во рту распух и совершенно меня не слушается. – Поэтому вокруг было так много народу.
– Люди любопытны, а это не очень хорошее качество.
– Не очень… И что полицейские?
– Расспрашивали меня, не заметил ли я чего-нибудь подозрительного. Не видел ли кого-нибудь поблизости. Стандартные вопросы в таких случаях.
– Мне не приходилось сталкиваться с подобным.
– Да… Все гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Дядюшка Иса улыбается, и мне ничего не остается, как улыбаться ему в ответ. Так мы и сидим друг напротив друга: он – покачивая головой, я – задыхаясь от тяжелого, дурманящего запаха, идущего от куска амбры. Сознание туманится, я как будто снова погружаюсь в темноту вчерашней ночи; страхи, от которых я избавилась, снова возвращаются ко мне.
– Что же вы сказали полицейским, дядюшка Иса?
– Что я никого не видел. Я ведь и вправду никого не видел вчера вечером. Кроме вас и вашего друга, когда вы шли к лестнице. И кроме вас – уже без друга. Когда вы возвращались…
…Все гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Стена камеры, например.
Ночное расстояние от нее до деревянного лежака, на котором я провожу все свое время, не соответствует дневному. Десять шагов днем, при условии, что пятка левой ноги плотно прижимается к носку правой, ноги меняются: левая-правая, левая-правая – вот и выходит десять шагов. Не так уж мало, если учесть, что ночью от десяти шагов не остается и воспоминаний. Ночью стена дышит мне в лицо, мне даже не нужно вытягивать руки, чтобы коснуться ее. Закроешь глаза – и она тут как тут: царапает щеку, забивает рот пыльной каменной крошкой; загадка, которую мне не разрешить: почему в солнечной, ветреной Эс-
