— Какой именно? — вклинился Саня Гусалов.
— Вам подать меню, господа?
— Не мешало бы. — Гусалов обожал поболтать на гастрономические темы. — По меню установим ресторан. И привлечем шеф-повара как заказчика. И главного фигуранта по делу.
— Не стоит, — оборвал Гусалова Леля. — Любимый ресторан Радзивилла мы уже установили. «Дикие гуси». Повар вне подозрений. Радзивилл действительно ужинал там вечером третьего февраля. Около двадцати часов. С дамой. Шикарная блондинка, по утверждению ресторанной обслуги.
— А жене надудел, что срочные дела в конторе. — Гусалов подмигнул следователю и повел подбородком в сторону трупа. — Видишь, что бывает с людьми, которые обманывают супругу. Учти это, когда будешь жениться, Петрович!
— Учту.
— А куда, интересно, смотрела охрана?
— Телохранитель был отпущен. Более того, в аэропорт утром четвертого Радзивилл тоже собирался отправиться без сопровождения.
— Ну и охраннички пошли! — Старый поклонник фильма «Телохранитель», Саня Гусалов удивленно поднял брови. — У семи нянек дитя без глазу…
На секунду он замолк, ощупал взглядом лицо мертвого Радзивилла и расхохотался:
— Вы уж простите за каламбур, товарищи. А личность дамы установлена?
— Нет. Какая уж тут личность, если Радзивилл менял женщин, как перчатки… И предпочитал блондинок.
— Ну, это не криминал. У меня, например, перчатки уже пять лет. А «джентльмены предпочитают блондинок», это и ежу понятно.
Леля пропустил ехидное замечание Гусалова мимо ушей.
— Ежу понятно, а мне непонятно. Зачем Радзивилл отпустил охрану? Решил ехать в аэропорт сам, без почетного эскорта?
— Может, хотел с блондинкой напоследок покувыркаться, — высказал предположение Саня. — На разделочном столе, среди омаров и брюквы под соусом?
— И она была не первая, кто посещал с ним этот ресторан. Метрдотель намекнул мне, что число радзивилловских гейш перевалило за два десятка.
— Интересно, куда только жена смотрела? — заметил патологоанатом Скориченко.
С женой Радзивилла, Эммой Александровной, Леля расстался два часа назад, и вспоминать об этой встрече ему не хотелось. Во-первых, Эмма Александровна была жгучей брюнеткой с едва заметными, но вполне оформившимися кавалерийскими усиками. Во-вторых, приехала она не одна, а в сопровождении ручной игуаны и такого же ручного молодого человека, личного шофера и психоаналитика в первом приближении. А Леля терпеть не мог ни ящериц, ни гуттаперчевых мальчиков при состоятельных дамах.
Эмма Александровна холодно опознала мужа и так же холодно спросила, когда она сможет забрать тело.
— Вы, я смотрю, не особенно переживаете, — не удержался от замечания Леля.
— Наши отношения были из рук вон. Об этом все знают. — Эмма Александровна почесала морщинистую шею игуаны. — Так что глупо изображать из себя безутешную вдову.
— И тем не менее вы жили вместе и были в курсе его дел. Значит, он позвонил вам вечером третьего и сообщил, что переночует в городской квартире. Что он собирался делать в Париже?
— Герман не посвящал меня в свои дела. Возможно, он летел туда по коммерческим делам.
— Если верить секретарше покойного, это был частный визит, — уколол Радзивиллиху Леля.
— Возможно. Наш сын учится в Сорбонне. Он сказал, что заедет к Адаму.
— Заедет к Адаму?
— Так зовут нащего сына.
Леля перевел взгляд на спутника Эммы Александровны; судя по всему, этот жалкий тип — ровесник сына Радзивиллов. Вот она, жизнь, юдоль скорбей: один учится в Сорбонне, а другой удовлетворяет прихоти Венеры в климаксе.
— Он позвонил вам…
— Да. Он позвонил мне и сообщил, что улетает в Париж. Собирался встретиться с Адасем.
— Ваш сын знал о приезде отца?
— Понятия не имею. Возможно, Герман сообщил ему о приезде.
— И он не позвонил, когда встреча с отцом не состоялась?
— Адась вообще редко звонит. — Никакого сожаления в голосе Эммы Александровны не было, одна лишь холодная констатация. Веселая семейка, ничего не скажешь!
— У вашего мужа были враги?
— Как и у любого, кто занимается крупным бизнесом. Праздный вопрос, господин… — Эмма Александровна посмотрела на Лелю.
— Леонид Петрович… — свою злополучную фамилию Леля решил опустить.
— Праздный вопрос, Леонид Петрович. Но на него никто никогда не покушался… В любом случае они выбрали странный способ.
— Вы полагаете?
— Мне казалось, что заказные преступления выглядят совсем иначе.
Иначе. Это точно. Он и сам сказал об этом Сане Гусалову на Долгоозерной.
— Я смотрю, вы разбираетесь в заказных преступлениях.
— Любая кухарка в них разбирается, — процедила Эмма Александровна. — И любой зоотехник. Так же как и в политике, экономике и разведении кроликов. Тлетворное влияние телевидения, знаете ли, Леонид Петрович.
— Понятно. А сами вы что думаете?
Эмма Александровна развела руками: что тут думать, когда от правого мужнина глаза остались одни воспоминания.
— Вы постоянно живете за городом?
— Да. Рядом с Павловском. Это ближний пригород, так что никаких проблем с транспортным сообщением…
— Но в городе у вас тоже есть квартира.
— На Ланском шоссе. — Она поморщилась: стоит ли спрашивать, когда все и так известно. — Но там я почти не бываю. Муж остается довольно часто, центральный офис его банка недалеко, в районе Карповки.
— Кто-нибудь, кроме вас и мужа, живет там?
— Его двоюродная сестра, Агнешка. Семь лет назад он выписал ее из Трускавца. — Усы Эммы Александровны презрительно выгнулись, прозрачно намекая на непристойную кровосмесительную связь кузенов. — Она и следит за домом.
Уж не поэтому ли ты съехала в Павловск на вечное поселение?
И потом — Ланское шоссе. Совсем рядом улица Са-вушкина, с которой была угнана машина с трупом Рад-зивилла. Это, конечно, ничего не значит. И подозревать вдову в причастности к смерти банкира нелепо, если, конечно, у нее не было своих интересов в этом деле.
— Во сколько примерно оценивается состояние Радзивилла? — спросил Леля.
Эмма Александровна вспыхнула, а ее крохотные усики возмущенно приподнялись.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Я обязан спросить вас об этом.
— Мне кажется, сейчас это не совсем уместно…
Вдова поняла, что сказала глупость, и осеклась. Ее холодность и полная безучастность к смерти мужа оправдывали любые вопросы следствия. С таким же успехом и с такой же отстраненностью Леля мог бы спросить ее о состоянии Круппов накануне Второй мировой войны.
— И все-таки?
— Я никогда не вникала в финансовые дела мужа. Но, как вы сами понимаете, он был далеко не бедным
