отдельный вход, через него-то и льется неиссякаемый поток Васькиных мальчиков. Иногда Мика встречается с ними у ванной или туалета. И никто из мальчиков с ней не здоровается, а если здоровается – то через губу, неизвестно, что там плетет о Мике Васька –
а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – шизофреничка.
а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – посудомойка в столовке и редкая сука.
а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – больна проказой.
а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – киллерша.
кто это? я и сама не знаю – кто. Домработница, наверное.
Встречи с мальчиками редки, куда чаще Мика встречается с их носками на батарее в ванной. Мика старается относиться к таким вещам снисходительно; в конце концов, Васька – взрослый человек и вольна поступать так, как ей заблагорассудится, а секс и либидо (что бы по этому поводу ни думала Мика) еще никто не отменял.
Пожалуй, Васька сексуальна, насколько Мика вообще может судить о сексуальности.
У выросшей Васьки смуглая кожа (и в кого только?), иссиня-черные и все такие же непокорные волосы (Васька усмиряет их стрижкой – слишком короткой, слишком экстравагантной на Микин непросвещенный взгляд), у нее отличная фигура, которой чуть-чуть не хватает женственности. Всего остального у Васьки с избытком: дерзости, куража и бесстрашия. Васька предпочитает экстремальные виды спорта (о некоторых Мика и слыхом не слыхивала), любит выходить на кухню за соком в голом виде (а у нее, оказывается, есть татуировки!) и не всегда закрывает дверь в мастерскую, когда занимается любовью со своими мальчиками.
Это происходит не так часто, чтобы быть
А однажды…
Однажды она делала это сразу с двумя.
Слава богу, Мика не видела всех подробностей (она бы просто умерла от стыда), но слышала все довольно хорошо. Салфетки, испачканные спермой, чертов вибратор из чилл-аута в давно забытом «Dompfaff'e» – вот что лезло Мике в голову, вот что сопровождало все эти хлюпающие звуки, вздохи, подвывания – не мужские и не женские.
Звериные.
Что-то еще. Там было что-то еще. Ни диски караоке, ни цитатник Мао, ни брошюра «Бог любит всех своих детей», нет. Тогда что? А-а – порванный бланк заказа на куклу-матрасик («анус-вагина съемные»). Трудно поверить, что Ральф – кроткий организатор производства и добытчик экзотических съедобных штучек Ральф – промышлял такими гадостями. Нет, это определенно не он. Тогда кто? Йошка и Себастьен? Друзья Йошки и Себастьена? Друзья друзей Йошки и Себастьена? Тоже нет. Все они – голубые, вагина голубым ни к чему. Остается Клаус-Мария.
Прелюбодей.
Можно ли назвать прелюбодеянием то, что происходит сейчас в мастерской?
Определенно.
Потому что их не двое, а трое? Алгебра и начала анализа – ни к чему, тут и арифметики достаточно: один плюс один еще может сойти за любовь, а два плюс один – сплошное прелюбодеяние. Заниматься такими немудреными подсчетами лучше на кухне, накрывшись полой медного эстонского дождевика:
«Человек есть мыльный пузырь».
То, что слышит сейчас Мика, – соитие трех мыльных пузырей.
Они вот-вот лопнут, сверкнув напоследок радужной пленкой, и все закончится. Все закончится. Все.
…Васька появилась на кухне неожиданно. Во всяком случае, для Мики, уж слишком сосредоточившейся на молитве о скорой кончине мыльных пузырей. Не заговори Мика с Васькой – возможно, все бы и прошло гладко, как проходило всегда: голая Васька хлопнула бы дверцей холодильника, достала бы пакет с соком и убралась восвояси. Нет, почему-то именно сейчас Мике понадобилось открыть рот.
– Отвратительно, – сказала она, тут же испугавшись громкости своего голоса.
Васька тоже могла промолчать (какая разница, что там лепечет жалкое создание?), но и она не сдержалась:
– Что именно?
– То, чем вы там занимались.
– Разве?
– Отвратительно. Омерзительно. Гнусно.
– Скажу тебе по секрету, дорогая сестренка: мы собираемся продолжить эту гнусность. Не хочешь присоединиться?
Наглая сучка. Наглая молодая сучка с персиковым телом, с айвовым телом; с самодовольной грудью, с раскосыми бедрами, с бритым лобком; с татуировками, каждый штрих которых презирает Мику. А она еще мечтала быть необходимой своей сестре, подставить плечо, если понадобится. Научить тому, что знает сама.
Ничегошеньки-то Мика не знает, а гнусности и мерзости Васька выучилась и без нее.
– Так ты не хочешь составить мне компанию? Будет весело, – продолжает изводить ее Васька. – Полное самовыражение, никаких запретов, а в финале мы можем обменяться партнерами.
– Уволь меня от этой грязи.
– Ах, да. У тебя ведь есть дружок.
Уж не Ральфа ли имеет в виду Васька? Нет.
Эстонский рыбак из меди, вот на ком остановился насмешливый, уничижительный Васькин взгляд. Немудрено: она и застала Мику рядом со скульптурой – руки под дождевиком, как раз в том самом месте, где выбита сакральная надпись – «Человек есть мыльный пузырь».
Едва не задев Мику, Васька подходит к рыбаку и стучит по его лбу согнутым пальцем: звук получается жалобным, протяжным и каким-то далеким.
– Вы столько лет вместе, а я даже не знаю, как его зовут. Может, представишь нас друг другу, в конце концов?
– Не говори чуши.
– Это не чушь. Это совсем не чушь. Медный болван – вот и все, на что ты способна.
Не одна Мика умеет пользоваться арбалетом с витража, Васька тоже владеет им. И весьма искусно. Это раньше он был неподъемным для ее детских рук. А стрелы летели вкривь и вкось, и если и задевали Мику, то ранения не были смертельными: Васька маленькая, у Васьки переходный возраст, Васька не ведает, что творит; Васька кусает руку, из которой ест, но со временем все образуется,
Одну за одной.
– Кто же еще на тебя польстится, кроме медного болвана, моя целомудренная сестра?
– Не смей так со мной разговаривать!
– Почему? Разве я сказала что-то, чего ты сама не знаешь про себя?
– Ничтожество! Неблагодарная тварь!..
У Мики была масса поводов бросить это Ваське в лицо, но до сих пор она сдерживалась. Даже когда Васька позвонила из Петропавловска-Камчатского после четырехмесячного отсутствия и попросила денег на билет до Питера – даже тогда Мика нашла в себе силы не впадать в истерику. А Васькино бесстыдство, а Васькино похабство, а Васькины бесконечные мальчики, такие же никчемные, как она сама?.. При всем этом Мика вела себя, как ангел, и ей не в чем себя упрекнуть. То, что она чувствует сейчас, – ненависть, ненависть, ненависть.
Плотина прорвана – и слава богу.
Ненависть брызжет из Микиных глаз, ненависть брызжет изо рта, ненависть сочится сквозь поры, застаивается в волосяных луковицах. При желании Мика могла бы соорудить из нее салат, приправленный базиликом, кедровыми орешками и чудесной травкой
