кисетами, чей размер несколько превышал обычный. Ямакаси по очереди подбросил каждый из них и подмигнул Ваське.
– Какой?
Она наугад ткнула в левый, и мешочек тут же выпорхнул из руки Ямакаси: чтобы поймать его, Ваське пришлось изогнуться в прыжке. Операция по поимке кожаного кисета обошлась без травм и без отбитых ладоней, хотя он оказался тяжелым. И тяжесть его была настолько приятной, что Васька в первую секунду даже сдуру подумала о золотых слитках.
– Открывай, – скомандовал Ямакаси. – Но… Это не совсем прилично…
– Разве ты не хочешь знать, что там внутри?
– Хочу, – честно призналась Васька. – Тогда открывай.
Когда она, слегка подрагивающими от волнения пальцами, потянула за шнурок, то загадала:
Маленький складной утюг для путешествующих из Дюссельдорфа в Питер и обратно.
Утюг, никакое не золото!
У-тюг!
Васька была так уязвлена оскорбительным явлением какого-то сраного утюга, что едва не расплакалась. А подлец Ямакаси принялся хохотать.
– По-моему, ты нашла клад, кьярида! – По-моему, тоже.
Васька с трудом подавила в себе желание запустить утюгом в голову зарвавшейся птице, но удержалась: Ямакаси не виноват, она сама выбрала его левую руку.
Что же тогда в правой?
– Думаю, не утюг, – сказал Ямакаси. – Два утюга это слишком даже для человека, прилетевшего из Дюссельдорфа.
– А может, он прилетел совсем не из Дюссельдорфа.
– Тогда тем более слишком.
Ямакаси уселся на пол, сложил ноги по-турецки и поставил кисет перед собой. А потом подпер татуированной рукой татуированный подбородок.
– На что ставишь, кьярида?
– Ни на что… Я уже поставила. Ты видел сам…
– Да. Но кому-то из нас двоих должно повезти, ведь так?
– Не факт.
– А я думаю, это было бы справедливо.
Он медлил, и чем дольше медлил, тем глупее становилась ситуация. Он медлил и с каждой, минутой что-то неуловимо менялось в нем. Что сделал бы пересмешник Ямакаси, которого она знала? Уже давно бы обнюхал неожиданный рождественский подарок со всех сторон, уже давно распотрошил бы кожу нетерпеливыми руками; несмотря на свой взрослый вид, он все равно остается ребенком. Большим хулиганистым, знающим толк в жестокости ребенком. Трудно представить, куда завели бы их шалости, появись Ямакаси не сейчас, а тогда, в Васькином детстве. И что тогда было бы с Лехой и Бычком.
Ничего.
Они бы просто признали безоговорочное лидерство Ямакаси. Они бы приняли присягу на верность ему и, в подтверждение серьезности и значительности момента, сожрали бы полкило сырой земли и сожгли бы дохлую крысу.
– Ну что же ты? – подстегнула Васька Ямакаси. – Давай.
– Может, не стоит? – неожиданно спросил он.
– Почему?
– Мы можем оставить все как есть, положить вещи на место и уйти. Еще не поздно.
Искать логику в словах и поступках Ямакаси бесполезно.
– Мы не можем оставить все как есть. Потому что все уже не так, как есть. Вино…
– При чем здесь вино?
– Мы выпили хозяйское вино, – в подтверждение своих слов Васька постучала ногтем по пластиковому стаканчику.
– Ты права, – после недолгого раздумья согласился Ямакаси. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Даже не подняв распухший кожаный кисет с пола, он потянул за шнурок: так же, как это сделала Васька пять минут назад. И вынул из него пистолет. От неожиданности Ямакаси присвистнул, а Васька судорожно втянула в себя воздух.
В пистолете не было никакой умиротворенности, никакой сентиментальности, он оттягивал руку Ямакаси и, судя по всему, готов был управлять ею.
– Он настоящий? – тихо спросила Васька. Неизвестно, на какую кнопку, на какой рычажок нажал Ямакаси, что именно он поддел пальцем, но из рукояти пистолета тотчас выскочил стальной прямоугольник обоймы.
– Похоже, что настоящий. Но если хочешь, мы можем проверить.
– Не хочу.
Не выпуская из руки пистолета, Ямакаси принялся выщелкивать патроны из обоймы другой рукой. Они падали на почти стерильный светлый паркет с глухим стуком – как падают на землю желуди, недозревшие плоды или капли дождя.
Одна, другая, третья, четвертая, пятая…
Настоящий ливень, когда же он закончится, так немудрено и до нитки вымокнуть, вот черт!..
– Пятнадцать, – сообщил Ямакаси. – Должно хватить…
– На что?
– На что-нибудь… На всё.
Расставив все пятнадцать патронов в линию и полюбовавшись полученной картиной несколько секунд, Ямакаси смешал их, как смешивают костяшки домина. И снова принялся запихивать патроны в обойму.
– А ведь это еще не конец, кьярида…
Что он имеет в виду?
Глушитель, вот что.
Глушитель, вынутый следом за пистолетом и поначалу показавшийся Ваське обыкновенной стальной трубкой, лейтой-недомерком. Она столько раз видела такие штуки в кино – и вот, пожалуйста, не признала.
Ямакаси больше не обращал на Ваську никакого внимания. Он вставил обойму обратно в рукоять и принялся накручивать глушитель: вз-ззы, вз-ззы, взззз-зззы, от этого звука мурашки бегут по коже. А до сегодняшнего дня она еще наивно полагала, что такие чувства может вызвать лишь царапанье куском пенопласта по стеклу.
Ошибка, хотя и не очень существенная.
Главной ошибкой было то, что она выбрала не тот мешок, ведь ничто не мешало ей сказать «правый» вместо «левого». Главной ошибкой было то, что она вообще согласилась спрыгнуть в эту мансарду, хотя…
Ничего бы это не изменило.
Даже если бы она осталась стоять на крыше, Ямакаси все равно отправился бы вниз и нашел бы сумку, и нашел бы этот пистолет, и патроны к нему, и трубку глушителя, какие проблемы можно решить с ее помощью?.. Можно колоть ею орехи, можно забивать гвозди и проталкивать в бутылку винную пробку, когда под рукой нет штопора… что еще? Еще ее можно использовать вместо утяжелителя для скатерти. Можно толочь чеснок, а это почти то же самое, что колоть орехи, такая вещь пригодилась бы пауку на его
