Остановишься у аптеки. У первой же аптеки, слышишь!
– Зачем?
– Нам нужно купить презервативы. Правда, Дэн? Паспорт. Паспорт. Паспорт.
– Правда, – подтверждаю я.
Я связан чертовым паспортом по рукам и ногам, мне не вырваться из его клетки, цветная фотография в нем – фотография Макса Ларина – и та имеет больше прав. Но если я даже наплюю на паспорт, то нет никаких гарантий, что Лягушонок не приведет в исполнение вторую свою угрозу: и тогда уже мои права мне будет зачитывать ближайший к месту событий полицейский. У Анны Брейнсдофер-Пайпер гораздо большая свобода маневра, странно, что она ей не пользуется. Напротив, безвольно и совершенно сомнамбулически выполняет все вздорные, за гранью разума желания соплячки. И она действительно останавливается у ближайшей аптеки – сочинительница crimi Анна Брейнсдофер-Пайпер.
– Я быстро, – соплячка выпускает на свободу мой пах, наконец-то! – И без глупостей, пожалуйста!
Это относится не только ко мне, но и к Анне.
Некоторое – совсем недолгое – время я смотрю на небо: сквозь стеклянную крышу «Пежо» оно кажется почти таким же стерильным, как платформа, на которой нас перехватила сочинительница. И почти таким же серым, как небо ЭсПэБэ, бледно-розовые и бледно-зеленые художественные подтеки на нем – не в счет. А если закрыть глаза – исчезнут и подтеки. Если закрыть глаза – можно представить себя в «Галантце» Лоры, пахнущем нейлоновыми колготками Jane В. Или – в «Тойоте Лэнд Крузер», пахнущей чистенькой, гладко вылизанной шерстью Сонни-боя. Если закрыть глаза – можно представить все, что угодно.
– Вы кажетесь мне порядочным человеком, – прерывает молчание Анна Брейнсдофер-Пайпер. На чем основан ее вывод я ума не приложу.
– Вы тоже… очень симпатичная.
– Вы ведь… не сделаете плохо моей девочке?
Эту девочку нужно поставить раком и немилосердно драть ее ремнем. А лучше – пряжкой от ремня. Драть с оттягом, с утра до вечера и с вечера до утра. Может быть, подобная экзекуция хоть немного приведет ее в чувство.
– Она очень ранима, хотя и выглядит грубоватой.
«Грубоватой» – это еще мягко сказано. Психопатка – так было бы вернее.
– …и больше всего она нуждается в друге.
– В дружке, ага, – хмыкаю я.
– Не в дружке, – поправляет меня Анна. – В друге. Который бы помог. Который защитил. Я не смогла стать ей другом, я упустила время, когда могла бы стать ей другом. И этот чудовищный, этот кошмарный возраст…
Анна Брейнсдофер-Пайпер заблуждается. Заблуждение несчастной матери, которая никак не может поверить в то, что ее дочь – психопатка. И дело не в возрасте Лягушонка, которая уже сейчас со смаком исполняет роль вполне взрослой жабы-шантажистки. Дело в тебе, Анна. Слишком уж ты хороша и слишком уродлива Лягушонок. Она бы еще могла простить тебе твою красоту. Но свое уродство уж точно не простит.
– Мне уйти? – спрашиваю я у Анны, не делая и попытки сдвинуться с места.
– Нет, – пугается сочинительница crimi. – Это был бы не лучший выход, поверьте. И зачем вам уходить? Вам ведь нравится моя дочь?
Вот кого бы я пришпилил без всяких рефлексий. Без всяких сожалений, без всякого сострадания – и справедливый акт возмездия не вызвал бы у меня даже изжоги. Если бы Лягушонка звали Август – я отправил бы ее в полет с шестнадцатого этажа еще раз. И еще, и еще. Чтобы потом выбрать самый эффектный, самый запоминающийся дубль и пересматривать его в минуты душевных потрясений: лучшего средства от депрессии и придумать невозможно.
– Вам ведь нравится моя дочь?..
– Очень. Я просто очарован ей.
– Будьте добры к ней. Будьте снисходительны. Будьте терпеливы. Будьте терпимы. Но главное – будьте добры.
Причитания Анны Брейнсдофер-Пайпер, ее тихий, извиняющийся голос забиваются мне в ноздри, мешают дышать. После всего сказанного Анной я пребываю в недоумении: кто из двоих на самом деле психопат – мать или дочь? С Лягушонком все более или менее понятно, но Анна… Подкладывать свою пятнадцатилетнюю девочку под первого попавшегося мужика, и при этом взрослого мужика! Что, если у меня самые дурные намерения? Что, если я собираюсь обнести все их святое шведское семейство или того хуже? На месте Анны я не был бы столь доверчив.
Но я – на своем месте.
Месте порядочного человека.
Совсем недавно я получил в награду десятирублевый глухонемой титул благородного человека, теперь к нему прибавилась еще и порядочность.
Анна Брейнсдофер-Пайпер может не волноваться.
– Будьте добры к ней, – как заклинание повторяет Анна. – Будьте добры. Будьте добры.
– Не волнуйтесь. Ей ничего не угрожает.
– Вас и вправду зовут Дэн? Или это… Это ее очередная придумка?
– Нет. Меня и вправду зовут Дэн.
– Удивительно… Удивительно…
