– Это меняет дело, Дэн. У вас замечательная улыбка.
– Спасибо.
– И Муки… Я смотрю, он к вам привязался, отнесся как к родному. Обычно он избегает чужих людей в доме.
– Я не чужой. Я – друг вашей дочери.
– Дружок? – мило иронизирует Анна.
– Друг.
– Это меняет дело.
– Вы работали. Я вам не помешал?
– Что вы!.. Мне приятно поговорить с другом моей дочери. До сих пор все парни, которых она приводила в дом, были… э-э…
– …настоящим барахлом?
– Да!
Анна смеется. Ее смех легок, нежен, серебрист, переливчат, у обладательницы такого смеха должны быть соловьиное горлышко и голубиная душа. Душа ангела.
– Да, настоящим барахлом. Я уж и позабыла, что русский язык так выразителен.
– Почему же вы не пишете на русском?
– Я уже давно ничего не делаю на русском, Дэн. К.счастью ли, к сожалению – не знаю.
– Быть может, вернись вы к русскому хоть в чем-нибудь… Это намного бы улучшило отношения с дочерью. Как вы думаете, Анна?
– Вы – мудрый человек, Дэн. Мудрый молодой человек. Сколько вам лет?
– Двадцать девять.
Я не могу вспомнить, относится ли «двадцать девять» к моему собственному возрасту или к возрасту настоящего Макса Ларина, грань между нами стерлась окончательно.
– Я кажусь вам слишком старым для вашей дочери?
– Нет. Вы кажетесь мне очень мудрым. Открытым, симпатичным, порядочным, – Анна льстит мне напропалую. – И вы не кажетесь мне барахлом.
– Спасибо.
Теперь уже смеемся мы оба.
– Лягушонок больше не будет вас терроризировать, – ободренный ее нежным смехом, я готов пообещать Анне все, что угодно. – Мы говорили об этом прежде, чем она заснула. И вы правы – она очень ранима. И всегда страдала от того, что не находила с вами общий язык…
– Мы тоже говорили об этом. Много, долго и основательно. С моим психоаналитиком.
Твой аналитик просто блядь, Анна. Представляю, сколько бабла он из тебя выкачал!..
– Я хотела, чтобы он поговорил и с самой… Лягушонком. Но она отказалась наотрез. Она устроила такой скандал! Обвинила меня в том, что я считаю ее психопаткой, в то время как психопатка я, причем циничная. И что все аналитики – это насосы по перекачке денег, причем циничные. Она неделю не могла успокоиться.
– Это очень по-русски. И очень недалеко от истины.
– Вы так думаете?
– Я думаю, что ни один аналитик не сделает для человека того, что могут сделать близкие люди.
– А я думаю… ей очень повезло с вами. Спросить бы об этом Лягушонка, бездыханную, похороненную под грудой тряпья, с фиолетовой полосой на шее.
– Мне нравится ваша дочь, Анна. Она удивительная.
Удивительная сука, запредельная сволочь, потрясающая дрянь, я все сделал правильно, даже Муки меня не осудил.
– Вы пишете новый роман?
– Да. Недавно начала.
– Леденящий душу детектив?
– Скорее – криминальный триллер. Я специализируюсь на криминальных триллерах.
– Маньяки и все такое?– проницательно замечаю я.
– Да. Маньяки и все такое. Людям нравится читать про маньяков. Инфернальное зло всегда притягивает. И знаете, я кое-что украла у вас. Для своего нового романа.
– Имя?
– Нет. – Щеки Анны на секунду становятся пунцовыми, как будто я уличил ее в чем-то непристойном. В написании любовного романа, например. – Нет, не имя. Глаза.
– А что мои глаза?
