собственного удовольствия (понять из плаката, что именно рекламирует Тинатин на этот раз, – как всегда невозможно). Девушки, в которую я был отчаянно влюблен.
Я и сейчас влюблен.
Вот только ее поиски ни к чему не привели. Нельзя сказать, что мы совсем не видимся: в сумочке у шлюхи, которую я пришпилил на задворках железнодорожного вокзала в Киле, нашлись купоны в супермаркет, украшенные точеным профилем Тинатин; у парня на пароме – вкладыши от дисков с ее изображением: Тинатин сидящая и полуобнаженная, божественные колени касаются божественного подбородка, в таком ракурсе я ее еще не лицезрел. Наверняка ее силуэт можно встретить и на экране телевизора, но телевизор я тоже не смотрю.
И запах пластикового стаканчика – он преследует меня.
Так же, как и тихие смерти, творцом которых я являюсь. Они никогда не станут сенсацией. А если и станут – я об этом не узнаю. Или узнаю лишь тогда, когда на моих запястьях защелкнутся наручники. Не раньше. Но пока этого не происходит.
Пока со мной произошла единственная неприятность: у меня наконец-то выпал правый клык. Я обнаружил это сегодня утром, стоя перед зеркалом в ванной гостиничного номера. Клык шатался и до этого, но верить глазам и собственному языку я, урод, отказывался. Я слишком хорошо помнил, какая срань может выползти из пустоты в правой части десны, – слишком. И вот, пожалуйста, – дыра, даже две спички в ней не удержатся.
Две спички из картонки с надписью «Paradise valley».
Райская долина, горнолыжный курорт, место, где закончил свою жизнь Илья Макаров. Место, в котором побывал Макс Ларин. Не он ли послужил причиной смерти Ильи, так же, как я послужил причиной смерти настоящего Макса? Лапка, выпавшая из недр энтомологического урода, была не только частью брелка, она была предостережением: в этом мире, как и в любом кино, все взаимосвязано, все сюжетные повороты учтены и смерть лишь прикидывается случайностью. Но даже если смерть и случайна – она не перестает быть смертью. Наверняка Анна Брейнсдофер-Пайпер разрабатывала эту тему в одном из своих психопатических триллеров. Знать бы только, в каком по счету.
Даже если смерть случайна – она не перестает быть смертью.
Означает ли это, что и меня ждет случайная или того похуже – нелепая смерть? Может быть, даже скорее всего. И вопрос лишь в том, кого настиг очередной поцелуй Тинатин. Кинопоцелуй Тинатин, интернет-поцелуй Тинатин, гламур-поцелуй Тинатин. Поцелуй, который она подарила в целях рекламы, не из-за денег, а так, из собственного удовольствия. Тот, кого он настиг, – и будет виновником моей смерти. Может быть, даже скорее всего. Мне совершенно наплевать, кто именно убьет меня, я все равно не увижу его лица, а если и увижу, то ничего не смогу сделать, как ничего не смогли сделать Август, Кирстен, Анна, португалец из Синтры, два немытых албанца etc.
Мне совершенно наплевать, кто именно убьет меня, но это произойдет, рано или поздно, – от Тинатин так просто не отделаешься. Гипотетическая смерть не вызывает у меня никаких эмоций, равно как и смерти всех остальных, тихие, ничем не примечательные. Они никогда не будут экранизированы – и в этом весь их ужас, вся безысходность.
Мне хочется увидеть Жан-Луи.
Поболтать с ним о его Мод, такой же целлулоидной, такой же ненастоящей, как и Тинатин. Но способной вызвать самые неподдельные чувства. Такое случается сплошь N рядом, с миллионами людей, так что ни я, ни Жан-Луи не являемся исключениями из общего унылого правила. Разница между Мод и Тинатин заключается в том, что Мод была (и есть) не в пример добрее. И люди, погибшие насильственной смертью, не интересуют ее совсем. Да, Мод вовсе не так кровожадна, как Тинатин. И в этом спасение Жан-Луи. Спасение, которое уж точно не светит мне.
Мне хочется увидеть Билли.
Поболтать с ней о ее грядущей славе и, может быть, продать свою жизнь как сюжет для забойного постмодернистского романа. И если Билли будет умницей – ей ничего не угрожает. Все будет пи-па-по. Но добраться до Кельна не представляется возможным, во всяком случае – сейчас, когда мне нужно ехать на границу Испании и Португалии с очередной партией наркоты. В Испании я точно не задержусь, но с удовольствием останусь в Португалии, всего лишь на пару дней, чтобы в спокойной, располагающей к размышлениям о мимолетности жизни обстановке, послушать фаду. И снова пережить чувство беспредметной грусти, меланхолии, одиночества, всего того, что определяется нежным, как смерть, словом – saudade.
Приложение
ГЛОССАРИЙ «3,14ЗДАТОГО КИНО»
«МОЯ НОЧЬ С МОД» – одна из немногих ночей под Рождество, когда между мужчиной и женщиной ничего не происходит. Он – католик и любит другую, она – богемная дамочка и не любит никого. Зов плоти капитулирует перед интеллектуальным базаром о Паскале, свободе выбора и животрепещущей темой о сохранении целомудрия, блин, до брака. Так и не переспали, хотя могли бы оттянуться по полной… Ну не дебилы ли?
«РЕЗНЯ БЕНЗОПИЛОЙ В ТЕХАСЕ» – резня бензопилой, как она есть. Пособие для рубщиков мяса и начинающих маньяков. Принимаются заказы на вырезку, стейк и голяшку.
«СЛУЧАЙНО, БАЛЬТАЗАР» – скромная пейзанская сага об осле Бальтазаре, подобно шлюхе переходящем из одних рук в другие. Мысль, заключенная в фильме, еще скромнее: мы (вы, они) так же беспомощны перед жестокостью мира, как и несчастное непарнокопытное.
«ЛЮБОВНОЕ НАСТРОЕНИЕ» – каммершпиле по-гонконгски. Драма невысказанное™ и недосказанности, разворачивающаяся на глазах у китайских ширм, китайских зонтов и соседей по меблирашке. Хочется, чтобы все закончилось хеппи-эндом или хотя бы постельной сценой, чтобы закончилось хоть чем-то, но заканчивается никак. Словом, самое настоящее, глубокое, всепоглощающее чувство. Аминь!..
«БУЧ КЭССИДИ И САНДЕНС КИД» – ретро-элегия о жизни осколков банды «Дырка в стене». Как водится в подобного рода фильмах, патронов в барабане гораздо больше, чем положено. Четыре «Оскара» за эффектную смерть.
«НОЧЬ И ГОРОД» – типичный «фильм нуар» с типичными стилеобразующими причиндалами: количество неоновых вывесок зашкаливает, количество выпитого виски – зашкаливает. Женщины красивы, вероломны и могут дать подержаться за сиську любому желающему, мужчины – оппортунистически циничны, несмотря на проблемы с эрекцией, трупы – высокохудожественны, диалоги – высокохудожественны не менее: «Ты как
