– Здорово. Я могу посмотреть?
– Конечно.
«Че загоняет живность в Ковчег».
Надпись на краю холста, который я успел отогнуть, картина написана совсем недавно, я чувствую свежий запах красок, из живности просматриваются черный кролик и броненосец, проклятье, точно такими я видел их совсем недавно. Когда они эскортировали Марго. А Марго флиртовала с овощами и меняла кожу, и меняла масть, и… И еще обсиженный насекомыми охранник, тяжкое воспоминание. Через пять, самое большее – десять минут я покину стены странной забегаловки – так стоит ли тянуть за собой мескалиновый бред, я почему-то убежден, что это именно мескалин, все из-за воинственной латиноамериканской маски бармена.
Я еще могу отказаться от подарка.
И лучше бы мне отказаться.
Чтобы никогда не вспоминать об охраннике. Марго – прекрасное воспоминание, бармен – забавное воспоминание, но только не охранник. Почему-то охранник пугает меня больше всего. Он пугает меня даже больше, чем застреленные мною кавказцы. Я почти уверен, что кавказцы тоже будут забавным воспоминанием, «прихлопнул тут сладкую парочку по дороге» – домашняя заготовка для поддержки члена в ответственную минуту эрекции; не факт что двойное убийство на трассе повысило мой ай кью, но самооценку уж точно повысило.
Я больше не журналистшико по найму.
«СНАЧАЛА ТЫ ЛЮБИШЬ СЛАДКОЕ.
ПОТОМ ТЫ ЛЮБИШЬ РОДИНУ.
ПОТОМ ТЫ ЛЮБИШЬ «БИТЛЗ» -
написано на плакате с битлами, никто из битлов еще не постарел, не умер, вполне оптимистический плакат, первое утреннее открытие: щетина у меня растет так же, как у Леннона.
…Московскую подругу Лоры зовут Август.
Затылок, бритый как у солдата-срочника, все остальное так же радикально: серьги (три в правом и пять в левом ухе), майка цвета заката над Борнео, штаны цвета хаки, еще одна серьга вдета в нижнюю губу, еще одна в бровь, сто против одного, что пупок у нее тоже проколот; в прихожей у Август стоят три пары одинаковых ботинок – высокая шнуровка, в каждой подошве лишних пять кило, носить такое дерьмо с шиком могут только «ЖЖ»-феминистки.
Август и есть «ЖЖ»-феминистка.
Их с Лорой поцелуй совсем не похож на Лорины воздушно-капельные поцелуйчики с г-жой Паникаровской, за ним просматривается история страсти, истончившейся, отставленной, но не вполне забытой.
– А это что за чмо? – спрашивает Август, презрительно отогнув окольцованную нижнюю губу.
– Это чмо – мой приятель, – Лора добродушно улыбается.
– Макс. Меня зовут Макс.
Я нахожу нужным подать голос, но больше всего мне хочется сейчас вытащить «Глок» и направить его ствол на просторный лоб Август. Нет, лучше сунуть дуло ей в рот, чтобы пистолетная сталь соприкоснулась с серебром высшей пробы, получится ли от этого соприкосновения то, что обычно случается с губами самой Август, когда они встречаются с губами Лоры или девок, подобных Лоре, -
felicidad.
Дурацкое слово застряло у меня в башке и перекатывается там, Лора – брюнетка, Август – блондинка, насколько я могу судить по ежику на макушке, в одной руке у меня клетка с Сонни-боем, в другой холст со стариной Че.
Здравствуйте, девочки.
– Любовник, что ли? – Август жаждет конкретики.
– Не валяй дурака, какой же это любовник? – Лора все еще улыбается. – Я устала как собака и хочу принять ванну.
– Ты могла хотя бы позвонить… Что, если бы меня не оказалось дома?
– Отправилась бы к Самолетовой.
– Самолетова – сука, ты же знаешь, как я ее ненавижу! И потом, ты бы видела ее язык!
– И что же у нее с языком?
– Он теперь раздвоен, как у змеи. Ты помнишь Сталкера? Ну того, у которого тату-салон на Менделеевской? Он делает такие примочки за пятьсот баксов.
– Режет языки?
– Да.
– Я бы отправила к нему большую часть своих знакомых. В принудительном порядке.
Август наматывает круги вокруг Лоры.
;– Самолетова рискнула. Получилось неубедительно.
– Не думаю, что меня это бы остановило. Ее раздвоенный язык… – Лора наматывает круги вокруг Август.
