. Это его инициалы. Илья Макаров, никаких сомнений. Жан-Луи сказал мне тогда, что Илья Макаров погиб в Альпах, его накрыло лавиной или что-то в этом роде, «только сейчас мне пришло в голову, что я второй день в Альпах», на какой по счету день он погиб? – на третий, на четвертый? Скорее всего, последнее письмо в папке и вправду оказалось последним.
На то, чтобы просмотреть все, времени у меня не хватит, наяды рано или поздно выскользнут из ванной, и мне бы не хотелось, чтобы они меня застукали. Но и расставаться с папкой «Last temptation» тоже нет никакого желания. Задачка для первоклассника, справиться с ней не составит труда, нужно лишь найти подходящий носитель.
Чего только нет у Август в ящиках письменного стола!..
Несколько портсигаров, настоящая гаванская сигара в футляре, бумаги, снова бумаги, ворох авиабилетов, леденцы с налипшими на них табачными крошками, носки, пара шелковых трусиков, степлеры, детский крем в тюбике, канцелярские кнопки, карманная Библия, карманный Коран, брелки из магазинов дьюти-фри, бутылочки со спиртным, прихваченные из гостиничных номеров; индийские благовония, китайские благовония, нефритовые четки, нефритовая черепаха, рыбешка из оникса, прокладки, тампоны, фотопленка, уйма фотопленки; бензин для зажигалок «Zippo», табак для кальянов, несколько купюр – долларовых и евро, монеты: круглые, квадратные, монеты-многогранники и монеты с дыркой посередине, шахматные фигурки – ферзь и ладья, дорожная карта Европы, солнцезащитные очки со сломанной дужкой, еще одни – абсолютно целые, засушенный кленовый лист. Нефритовые четки наверняка были подарены Август в честь начала какого-нибудь очередного романа, а рыбешка из оникса – возвращена в честь его окончания. Что вообще думает Август о любви? На что похожа любовь в представлении Август? На карманную Библию или на пару шелковых трусиков? На дорожную карту Европы или на монету с дыркой посередине? Или на все содержимое ящиков письменного стола сразу? От любви можно избавиться, побрившись наголо, а то, что отрастет, – будет уже новой любовью…
Дискеты и диски.
Как раз то, что мне нужно. Их много, очень много, «как у дурака махорки», сказал бы Пи. «Как у сенегальца гашиша», сказал бы Великий Гатри. Если я одолжу у Август один из дисков, вряд ли она заметит это. Конечно, я обошелся бы и дискетой, но есть немаленькая вероятность, что «Last temptation» не влезет на одну дискету целиком.
Чистым оказывается третий по счету диск, и я перекачиваю на него все содержимое папки «последнее искушение».
Готово.
Теперь остается главное – пристроить диск, чтобы он не бросался в глаза. В заднем кармане джинсов он не поместится, в нагрудном кармане рубахи – тоже, к тому же все уже занято мелочевкой покойного Макса Ларина, остаются шмотки Лоры, но и здесь выбор невелик: легкая куртка, висящая в прихожей, и рюкзак, он стоит там же.
Я выбираю рюкзак.
Чтобы для него добраться, мне придется выйти в коридор.
…Дверь в ванную распахнута настежь – это первое, что я вижу. Второе: две проклятые эксгибиционистки, сидящие в джакузи друг против друга. Зрелище, которое заставляет трепетать мои ноздри, хотя все выглядит благопристойно и даже целомудренно, и Лора, и Август, кажутся моложе своих лет (и хрен их знает, сколько на самом деле им лет) – две школьницы в жаркий полдень на исходе лета или две сестры-близняшки. Но если бы у Лоры была кошка, она назвала бы ее пошлым именем Джейн. А если бы у Август была кошка, она назвала бы ее претенциозным именем Ван-Гог.
Вот и вся разница.
Они смотрят на меня одинаково прозрачными глазами. Их легко представить путешествующими вдвоем – летняя поездка к морю, зимняя поездка в горы, лишний повод, чтобы наврать о себе с три короба, о себе и о своих прошлых связях, и о будущих, которые легко выдать за прошлые. Лишний повод, чтобы совершить кучу глупостей, на пару совратить горничную в гостинице, украсть комплект простыней, подвернуть лодыжку и расстаться, чтобы никогда не встретиться вновь.
– Привет, – говорит Август.
– Присоединяйся, милый, – говорит Лора.
– Я, пожалуй, воздержусь, – говорю я. – Не будем превращать эротику в порнографию.
– А он не такое чмо, каким показался мне вначале, – смеется Август.
– Первое впечатление – самое верное, – смеется Лора.
Первое впечатление от Лоры и Август, наполовину скрытых бортиками джакузи: обе они брюнетки, хотя поначалу ежик на голове Август показался мне белесым. Как и у всех брюнеток, их ключицы выглядят целеустремленными, груди заносчивыми, а соски – амбициозными. Спать с брюнетками – сущее наказание, об этом я знаю из прошлого опыта, они не просто трахаются с тобой – они руководят процессом, они избегают слова «любовь», что роднит их с мужчинами, и упирают на междометия, что роднит их с портовыми докерами, впрочем, портовые докеры – тоже мужчины. Брюнетки даже во сне остаются сами собой, их сны реальны, как запах пота, и так же резки, никакой расплывчатости; воздушный змей не поднимет человека, никто не выиграет у однорукого бандита миллион, в револьвере шесть пуль, мать Иисуса звали Мария – брюнетки знают это наверняка. Совсем не то, что блондинки, особые разночтения вызывает у них имя матери Иисуса, тут возможны самые разные вариации – от Клеопатры до Катрин Денев.
Бесстыжие брюнетистые ангелы, подобные Лоре и Август, вечно занимают в кинотеатрах не свои места.
– У него забавное выражение лица. – Август откровенно разглядывает меня. – Немного дебильное, но все равно – забавное.
– Он думает, – откликается Лора.
– И ты даже знаешь о чем?
– Ну… Например, проколот у тебя клитор или нет.
– А может, что-то подобное он думает о твоем?
