— Нет, я не так выразилась… Вальехо — это мужское отношение к миру. Очень страстное. А его-то как раз мне и не хватает.
— Конечно. Ты же женщина. Любимая женщина. Моя любимая женщина.
Он поцеловал ее. Он поцеловал ее под высокими, пронзительными звездами, у подножия притихших гор, у сердца притихших лавин, — и это был очень терпкий, очень сладкий поцелуй.
Венецианский поцелуй.
Ну да, вся их свадебная Венеция была исполнена таких поцелуев: вблизи от черной воды, подгнивших свай, потемневших от времени фасадов. Неужели все возвращается?..
— Похоже на Венецию, правда? — неожиданно сказал Марк, как будто бы подслушал ее собственные мысли.
Ольга вздрогнула и еще крепче прижалась к Марку.
— Я тоже сейчас об этом подумала.
— Правда? А еще о чем?
— О том, что эта наша поездка похожа на второй медовый месяц.
Господи, она соврала! Первый раз в жизни она по-настоящему соврала Марку, своему мужу, которого любила больше всего на свете. Сейчас она думала совсем о другом: как жаль, что Иона не захотел слушать Вальехо… Она бы нашла, что ему почитать.
..Совершенно случайно они оказались на этой маленькой площади, в глухом внутреннем дворике. Ярко освещенная прожекторами, она выглядела просто фантастически: ледяные фигуры, замки, фонтаны из льда, навсегда остановившие свой бег. Подсветка была самой разной, но преобладали синий и красный цвета — именно в них ледяные поверхности скульптур смотрелись идеально. Они бликовали, дышали, жили своей собственной жизнью. Персонажи сказок и мультфильмов были в явном меньшинстве. Всю начинку городка составляли старательно выполненные копии известных скульптур — в основном древнегреческих и древнеримских. Пара вещей Микеланджело и даже «Вечная весна» Родена.
От восхищения Ольга остановилась и прижала руки к груди.
— Ты знал об этом, Марк? — спросила она у мужа.
— Понятия не имел. Похоже на филиал Эрмитажа или Пушкинского…
— Боже мой, как здорово!.. Я и представить себе не могла, что лед может быть так красив…
Некоторое время они, как потерявшиеся маленькие дети, бродили среди всего этого великолепия, расходясь от одной скульптуры, чтобы встретиться у другой. Только один раз они не встретились тогда, когда должны были встретиться.
Ольга обошла весь скульптурный городок: Марка нигде не было. Путаясь в поворотах, проходя сквозь ледяные арки дворцов, она несколько раз окликнула его.
Никакого ответа.
Только звук ее собственного голоса, отраженный, преломленный мертвым прозрачным льдом. Он возвращался к ней измененным и почему-то полным тревоги: как будто хотел предупредить ее о чем-то. В какой-то момент Ольга даже испугалась, она увидела — нет, скорее почувствовала — легкую темную тень за собой.
— Марк! — неуверенно позвала она. — Марк.
И снова никакого ответа.
— Марк! Марк, не пугай меня!..
Неясная тень за ее спиной переместилась, теперь она была сбоку. Она не приближалась и не удалялась, она находилась на одном и том же расстоянии, которое становилось опасным. Набравшись храбрости, Ольга оглянулась.
— Кто здесь?
Тень мгновенно исчезла. Это было похоже на наваждение.
Теперь ей больше всего хотелось вырваться из этого ледяного городка, из этой хрустальной ловушки. Но сделать это оказалось не так-то легко: она просто заблудилась среди льда.
Где-то — в труднодоступной для нее близости — сверкал огнями главный гостиничный корпус «Розы ветров», а здесь было темно от ярко блестевшего льда. И почти тотчас же к Ольге пришло неведомое доселе чувство: ярость, густо перемешанная с тоской. От этой неконтролируемой ярости она даже начала задыхаться. А потом случилась и вовсе постыдная вещь: Ольга бросилась на ближайшую скульптуру (ни в чем не повинный крошечный Микки Маус) и ударила его кулаком.
Мгновенная боль в руке отрезвила ее.
«Господи, что же я делаю?»
Ольга сунула саднящие костяшки пальцев в рот: у собаки заболи, у кошки заболи, а у Оли — пройди… Именно так всегда говорила ей Манана, когда маленькая Ольга разбивала в кровь коленки, падая с велосипеда. Она смазывала их зеленкой, а Ольга не могла дождаться, когда они подживут, чтобы сдирать коричневую корку. А под ней всегда оказывалась розовая, еще неизвестная ей кожа…
Манана.
Почему сейчас она вспомнила о матери?
Эта секундная ярость, эта тоска, этот вариант клаустрофобии во льду… Боже мой, может быть, нечто подобное испытывала ее мать. Внутри Ольги все похолодело, на секунду она даже стала похожа на одну из скульптур, окружающих ее.
Только не это.
Только не это, только не это… Все, что угодно, только не это… Я не должна, не должна, ну, пожалуйста…
— Марк! — срывая голос, закричала Ольга.
Он появился сразу же, как будто все это время находился поблизости. Увидев сидящую на вытоптанном снегу жену, он сразу же бросился к ней.
— Что случилось, кара?
— Где ты был? — яростно прошептала Ольга.
— Да здесь же. Я тебя пятнадцать минут ищу.
— Нет. Это я тебя ищу. Ору, ору, а ты даже не находишь нужным отозваться!..
— Да нет же!
Ольга вцепилась в край его куртки; губы ее запрыгали.
— Ты считаешь меня дурой? Законченной идиоткой?
— С ума сошла!
Почему он вдруг заговорил о сумасшествии? Почему, почему?!
— Не смей говорить мне такого! — Еще секунда, и она бы ударила Марка.
— Да что с тобой?
— Никогда не говори мне, что я схожу с ума, слышишь?!
— Хорошо. Только попытайся взять себя в руки.
— Уже взяла, — вдруг улыбнулась Ольга и всем телом потянулась к нему.
Он наконец-то увидел ее разбитый в кровь кулак, крепко сжал и поднес к лицу.
— Ты поранилась, кара?
— Ничего. — Ей вдруг стало стыдно за разыгравшуюся сцену.
«Веду себя как полоумная девчонка, а Марк ни в чем не виноват…»
— Что произошло?
— Я не знаю… Я искала тебя. И потом мне показалось, что кто-то все время следит за мной.
— Что ты, кара! Ну кто за тобой может следить?
— Не знаю… Просто мне стало страшно, а ты не отзывался…
— Ну, успокойся. — Марк обнял ее непроизвольно вздрагивающие плечи. — Твой муж с тобой и никогда не даст тебя в обиду.
— Да-да, конечно.
— Выкинь все из головы. Ты немножко выпила, и потом — столько впечатлений… Я понимаю, у кого угодно голова кругом пойдет.
— Давай вернемся к себе. Я не хочу здесь больше оставаться.
Она действительно не хотела здесь оставаться, Марк видел это: все тело жены била мелкая
