кляксы; гелевая ручка, розовый маркер и фломастеры — черный и красный. И везде это дурацкое: «он следит за тобой», похожее и на предупреждение и на угрозу одновременно, в случае убийства набирайте «М».
«М» — как Маноло.
«М» — как Мария.
Сотни Марий и сотни Маноло, — белые киты с удлиненными телами, — по-прежнему резвятся на поверхности деревянного океана и под ней. И это единственное, что осталось нетронутым в интерьере букинистического.
Отсюда, от прилавка, мне хорошо видно, что шкафы наполнились новым содержимым. Место старинных книг заняли современные. Относительно современные, изданные в последние тридцать — сорок лет. В основном — триллеры и детективы, если судить по корешкам. Не только испанские, но и английские, и французские, и голландские; представлены почти все европейские языки. И не европейские тоже: целый шкаф набит книгами с иероглифами. Еще один — комиксами и манга, но суть не в этом. А в вопросе: зачем маленькому острову в Средиземном море этот нелепый книжный? Кто будет читать книги на хинди или на китайском? Кто вообще заглянет сюда и сделает кассу хозяину при такой зашкаливающей плотности населения?..
Любая, пусть и самая нелепая, деталь должна быть как минимум логичной, а тут целый нелогичный и совершенно абсурдный магазин!..
Стоит мне подумать об этом, как полки шкафов начинают трястись мелкой дрожью: они как будто пытаются избавиться от своей ноши, сбросить с себя груз книг, а то и вовсе исчезнуть вместе с ними. Только для того, чтобы к помещению вернулся его прежний облик сувенирной лавчонки. Но сделать это не так-то просто: книги с комиксами и не думают сдаваться, цепляются друг за друга, — и через несколько секунд все успокаивается.
Атака здравого смысла отражена.
Но ведь ВПЗР никогда и не исповедовала здравый смысл. Чем нездоровее сознание, тем оно интереснее, хотя логику никто не отменяет даже в нем. Наоборот, утверждает ВПЗР, ничто не выглядит таким незыблемым, как жестко структурированная и абсолютно последовательная логика
«Мистический инструментарий» я обнаружила много позднее, не слишком удачно
Винтажных афиш, приглашающих на корриду, больше нет. Зато появился киноплакат, не относящийся, впрочем, ни к Годару, ни к Трюффо:
Даже если бы
Мне искренне жаль Флоранс, несмотря на то что именно она задумала убийство: она была влюблена, а влюбленность все искупает и почти все оправдывает. Так думаю я, но ВПЗР думает совсем по-другому. Влюбленность — величайшее из зол, мешающее двигаться вперед и зарабатывать деньги, много денег. Влюбленность разжижает мозги, туманит взор и лишает подвижности клешни, которыми гребется бабло. Нападение дворовой шпаны с последующим изъятием ценностей — куда меньшее зло, чем встреча с влюбленностью в темной подворотне. А также — с ее клонами: страстью и — главарем всей банды — любовью. Любовь особенно вредна, потому что влечет за собой нежность, привязанность и заботу. И невозможность принадлежать только себе. С этим ВПЗР, конченая гедонистка и рабыня лишь собственных дурных привычек, никогда не согласится в корне.
Дурные привычки Альфреда Хичкока мне неизвестны, — не то что идиотскому букинистическому. Здесь царит культ Хичкока и полно его изображений, они находятся как раз за моей спиной. На той самой стене, что раньше, в бытность Анхеля-Эусебио, была оккупирована надувными кругами и пляжными полотенцами.
Отлично выполненных фотографий Хичкока не меньше двух десятков; и ни одной — с надувным кругом и пляжным полотенцем. Это — камео, крошечные эпизоды из фильмов, секундные планы, где Хичкок играет сам себя:
Персонаж, заводящий часы в доме композитора, — из «Окна во двор» (я хорошо помню этот эпизод);
Персонаж на фото со встречи выпускников из «Набирайте «М» (это фото я как раз не помню, но легко узнаю главного героя, плейбоя и злодея Тони Уэндиса, Хичкок сидит рядом с ним);
Персонаж, стоящий на улице в ковбойской шляпе, — из «Психо»;
Персонаж, заседающий в вагоне-ресторане, — из «Незнакомцев в поезде».
На этом мои познания в фильмографии благополучно заканчиваются, в отличие от вереницы хичкоковских камео. Он продолжает стоять на улицах и на вокзальных платформах; качать младенца, выходить из дверей гостиницы со скрипкой в руках, галантно разговаривать с пожилыми дамами.
Причуда великого режиссера, его фирменный знак. Шутка, мать его, гения, — выразилась бы ВПЗР, попутно жестоко позавидовав хичкоковской славе. И добавила бы еще какую-нибудь гадость — лишь бы нивелировать эту проклятую славу, хотя бы в собственных глазах. Что-то вроде: никогда не легла бы в койку с таким толстым, старым и некрасивым мужиком, пусть он и трижды гений. Как будто Хичкок, от которого млели самые красивые женщины, от Грейс Келли до Ким Новак, приглашал разделить с ним ложе какую-то там не слишком привлекательную и крашенную в рыжий цвет ВПЗР. К тому же — русскую по происхождению.
И чем только набита ее голова?
И о чем я сама подумала совсем недавно, несколько минут назад? — «в голову писателя не влезешь», вот о чем!.. Так почему меня не покидает ощущение, что именно сейчас я нахожусь в голове ВПЗР? И не просто в голове, а в том отделе ее кретинического мозга, что отвечает за воображение, эмоции — и как следствие — написание мрачных, полунаркотических книг. Интеллектуальных квестов и триллеров- шарад.
Божественный гипоталамус, xa-xa!..
Хотя ВПЗР всячески открещивается от того, что ее романы рождаются именно в голове. Или — в душе, что было бы идеальным вариантом. Романы выпархивают из-под пальцев, — утверждает она почти в каждом своем интервью, и голова здесь ни при чем, я и сама не знаю, какой будет следующая строчка. Я — не знаю, а пальцы знают.
После окончания каждой книги она с упоением целует свои собственные руки: жест едва ли не ритуальный, но где она его подсмотрела, я вычислить не могу. Возможно — придумала сама.
И этот букинистический…
