Яшка сразу понял, о чем речь. Но уперся, как конь копытами: если их отпустить, уйдут гулять по лесу, хрен поймаешь. Он знал, что с цирковыми животными такое бывает: воздух свободы лишает их соображения.
— Но иначе мы вообще отсюда не выберемся, — внушал Влад. — А на берегу, может, какой хуторок найдем, хоть каши выпросим, и нож тоже. На огне прокалим, прооперируем Мишаню. Иначе это добром не кончится, ты понимаешь?
Яшка надулся. Он, конечно, понимал! И Мишаня в коллективе уже пять лет. Но за коней-то деньги плачены, и немалые…
Решение приняла Таня.
Во время романа с Яшкой она смотрела на красавца снизу вверх — и по велению души, и по штатному расписанию. Но теперь коллектив возглавил Влад, а Яшка цеплялся за остатки авторитета.
Таня отпустила повод и дважды звучно шлепнула Гошку по крупу. Он покосился на нее, переступил стройными ногами: не понял, что начинается свобода.
— Ну, пойдешь ты, чертова скотина?! Иди, иди! — прикрикнула на него Таня и ударила уже крепче.
— Ты сдурела? — напустился на нее Яшка. Он хотел удержать коня, но Таня заступила дорогу.
— Тебе скотина дороже Мишани? — спросила она зло — и вдруг, неожиданно даже для себя, закатила Яшке весомую оплеуху.
Это был бунт — бунт против всего на свете. Против Яшкиного нежелания венчаться, против своей бестолковой судьбы, против Наполеона Бонапарта тоже.
— Сучка! — воскликнул потрясенный Яшка.
Игорек не собирался бунтовать. Он всегда был маленький, «верхний», неспособный выжить в цирке без лидера, всегда шел на поводу, во всем с Яшкой соглашался, иногда напивался, но к представлению был трезв и бодр. Одно утешение имел — собирать солдатиков. И очень не любил Игорек противоречий, всеми силенками их сглаживал. Но тут такое противоречие возникло, что сгладить никак невозможно.
С одной стороны — Яшка, кормилец, коневладелец, если он без лошадей останется — куда Игорьку податься? Кому в нынешнем цирке сразу вдруг потребуется такой узкозаточенный «верхний»? Это при советской власти, когда коллективов было множество, хватало дня два потолочься в главке — и новый хозяин находился. Теперь можно и полгода себя предлагать — все будут разводить руками и охать. Мысли, что не найдется способа выбраться в свое время, Игорек и допускать в голову не хотел, допустишь — спятишь…
С другой — Мишаня. Игорек понимал, что такое заражение крови. Цирковые могут путаться в таблице умножения, но примитивную медицину обычно знают и народными средствами пользуются не хуже опытной знахарки. Потому что простой человек лечится, чтобы когда-нибудь выздороветь, а цирковой — чтобы вечером выйти на манеж. С Мишаней Игорек дружил — тот родился в опилках, а Игорька трехлетним привела в цирк мама, вышедшая замуж за клоуна, и они вместе играли на цирковом дворе, среди фургонов и контейнеров с реквизитом.
А решать-то надо сразу.
И, хотя за него решил Влад, просто взял у него из рук Руськины поводья и придал коню ускорения, Игорек вдруг ощутил неожиданную гордость — как будто это он сам махнул рукой на карьеру, чтобы спасти друга. Ведь мог удержать поводья, оттолкнуть Влада, а не оттолкнул же! Значит, есть чем гордиться. Такое с ним бывало очень редко — главным образом в интернетной тусовке собирателей солдатиков, когда находит в какой-нибудь тьмутаракани недостающую в комплекте и редкую фигурку.
— Игорек, ты охренел? Держи Руську! — приказал Яшка.
И снежинкой на щеке растаяла гордость, и опомнился Игорек, побежал за конем, а конь, не будь дурак, пошел машистой рысью, проломил кусты, куда-то его понесло — не дай бог, в болото! Еще Катя говорила, что тут болото имеется…
— А ты чего стоишь, как пень? — напустилась на Влада Таня. — Бежим за ними! А то упустим! Мишаня, ты можешь идти?
— Кажется, могу, — ответил Мишаня, — но страшно больно.
— Ну не помирать же тебе здесь, с этим козлом. Пошли! — приказала Таня. — Жить хочешь? Ну так и это! Не дуркуй!
Минуты не прошло — Яшка остался один на полянке. Он держал в поводу Хрюшку и совершенно не понимал, что же теперь делать. Отчего-то ему казалось, что нужно вообразить себе самое ужасное: эти сволочи упустят коней, сами утонут в болоте, так им и надо, а куда деваться, а деваться в одиночку вовсе некуда…
Выходит, надо догонять всех?
Или пусть они, идиоты, утонут в болоте! И будут тонуть, понимая, что дураки, не послушали Каллаша, и вот он жив, а они — уже нет!
Такие мудрые мысли в Яшкиной голове перебивала мысль практическая: коней надо спасать! В них куча денег вложена!
Он вскочил на Хрюшку и поскакал за своим непарнокопытным имуществом.
Куда оно подевалось — Яшка не понимал. Как человек городской, он терял в лесу ориентацию моментально. Ехал туда, где слышались голоса, но за холмиком никого не находил. Ехал по тропе, которая казалась такой надежной, нахоженной, но тропа заводила в черничник и там терялась.
Яшка не сразу признался себе, что заблудился. Признавать, что Тане, Владу, Игорьку и Мишане легче, хотя они в том же положении, потому что они — вместе, он упорно не желал. В конце концов, он остановил Хрюшку на поляне и стал орать, призывая беглецов. Глотка у него была мощная, и он докричался — к нему выехал Никита.
— А где все? — спросил Никита.
— Понятия не имею!
— Вы что, разругались?
— Козлы они! Коней отпустили — кони им, видите ли, воду найдут! А у воды, видите ли, деревня, а в деревне — врачи! Мишаню ранили, понимаешь? Пуля в плече засела…
— Им в деревню в таком виде нельзя. За французов примут. Могут поднять на вилы.
— Еще и это! И к французам нельзя — за русских примут… тьфу…
— Ага…
— За русских… А какой же я русский, когда у меня дед — чистокровный венгр? А бабка с материнской стороны — полячка? И немцы в роду были, остзейские… и у другой бабки — армянские корни… Ну вот сколько во мне той русской крови?
— А во мне? — Никита задумался. — Бабка была из Эстонии, они после Нарвского конфликта в Россию перебежали, а по крови кто, эстонка? Дед был с Украины… С другой стороны, какие-то грузины вроде были, у меня старого дядьку Арчилом зовут… А разве это сейчас имеет значение?
— Оказывается, имеет! Кто же мы, черт бы нас побрал? — безнадежно спросил Яшка. — И те нас гонят, и эти по нам палят… Шуты мы гороховые, вот мы кто!
— Ага, — согласился Никита. — Когда такое дело, работает принцип «свои-чужие». А вы для всех чужие. Потому что ничьи…
— Артисты, блин! Никитка, ведь артисты всегда ничьи! Мы — творческая интеллигенция, вот мы кто! Нельзя же искусство к государственным границам привязывать. А получается, что шуты гороховые! Мы и должны быть ничьи!
— Только не на войне… — хмуро сказал Никита. — Ребят надо поймать. Мы с Владом как-то очень плохо расстались. Понимаешь, я держу в голове карту местности, я бы мог вас всех вывести в тыл, но Влад мне не верит. А я виноват, что ли, что договор подписывал? Его все агенты подписывают! Не допускать вмешательства — это пункт второй, и там еще подпункты…
— Какой, к черту, агент?!
Влад оказался способен понять Никитину историю сразу, Яшке пришлось растолковывать, как младенцу.
— Ну, хроноклазм — он вроде прилива, большого океанского прилива. Все знают, где он случается. Но у прилива есть простой график, а у хроноклазма — очень сложный. Вот нахлынет — и утащит в каменный
