Металл звенел о дерево, дерево в ответ глухо трещало.
Савелий Игнатьевич скинул с себя балахон, расстегнул кобуру и ощутил в руке мертвящий холод рукояти. Он поводил пистолетом из стороны в сторону, не решаясь выстрелить в человека. Нелегко это сделать, как оказалось.
— Плите же! — крикнул ему поручик. — Да плите же, леший вас возьми! Проклятье…
Сабля молнией сверкнула рядом с шеей Мякишева.
Рабочий прицелился и, зажмурившись, нажал на спусковой крючок. В руке оглушительно бабахнуло, глаза ослепила вспышка.
Француз остановился и вздрогнул. Сабля выпала из его руки и зазвенела о землю.
—
— Прячьтесь, поручик! — крикнул Савелий Игнатьевич, первым бросаясь за ближайшую телегу.
Грянул залп, и улица окуталась едким дымом. Доска над головой хрустнула и покрылась мелкими дырочками.
Рабочий, высунувшись, огляделся: Мякишева нигде не было видно. Двое французов хлопотали возле сержанта.
Остальные чужаки сосредоточенно чистили шомполами ружья. Потом, достав белые бумажки, они надкусили их и высыпали содержимое в стволы.
— Эй, предупреждаю! Я шутить не буду! — крикнул Савелий Игнатьевич, поднимая маузер.
Присев на колено, французы дали новый залп. Рабочий, прищурившись, начал стрелять в ответ.
Над дорогой взметнулись жёлтые фонтанчики пыли. Один захватчик согнулся пополам, другие поспешно подхватили его.
—
Французы, поддерживая товарищей за руки, скрылись за углом. Посреди дороги остались лежать только скомканный синий мундир с золотыми эполетами и брошенная сабля.
Савелий Игнатьевич, подождав немного, высунулся и осторожно оглядел пустую улицу.
— Эй, Мякишев, вы здесь? — крикнул рабочий и напряжённо вслушался в тишину. — Вы живы?
Налетел ветер и стал трепать лежащий на земле мундир. Потом дверь ближайшей избы скрипнула и из неё, хромая на одну ногу, появился поручик. Он смущённо улыбнулся.
— Вы ранены? — с тревогой спросил Савелий Игнатьевич.
Поручик поморщился:
— Нет, просто ушиб колено. Французы ушли?
Рабочий кивнул. Мякишев поднял мундир и саблю с земли. Обернувшись к Савелию Игнатьевичу, он с энтузиазмом заметил:
— А у вас неплохо получается.
— Скажете тоже, — буркнул рабочий. — Лучше бы не выходило. Я привык работать руками, а не стрелять в людей.
— Однако вы спасли нам обоим жизнь, — заметил поручик.
— Да, наверное.
— Тогда нам надо уходить.
— Погодите… что это? — Рабочий, задержав поручика, замер.
В конце улицы, над деревянным домом неожиданно взметнулось алое пламя. Послышался грохот, и по улице навстречу им покатились горящие брёвна.
— Бежим! — повысил голос Мякишев. — Туда!
Дождавшись Савелия Игнатьевича, он, прихрамывая, свернул в переулок. Тут пока было тихо, но в воздухе уже витал запах горящего дерева. Савелий Игнатьевич, тяжело дыша, прислонился к стене и пробормотал:
— Кажется, теперь я понимаю, что чувствуют звери при лесном пожаре. Много у нас времени?
— Думаю, несколько минут, — ответил Мякишев. — Мы не можем идти на запад — там французы. Юг и восток теперь тоже отрезаны. Значит, остаётся север.
Рабочий кивнул. Они двинулись через сад и прошли между двух церквей, а потом впереди показался двухэтажный дом с колоннами. И небо над головой как будто расчистилось. Рабочий уже вздохнул спокойно — и тут впереди на улице появилось нечто. У Савелия Игнатьевича и слов не нашлось, как это назвать. Он просто увидел, что в воздухе двигается «пятно»: всё, что попадало за него, на секунду становилось размытым.
Пятно почти пропало на фоне светлой стены дома. А потом снова появилось, уже у деревьев. Оно было совсем рядом.
— Мякишев! — крикнул Савелий Игнатьевич. — Глядите, там!
— Вижу! Мне это тоже не нравится.
Рабочий выхватил маузер и, поколебавшись, прицелился. Когда до пятна оставался десяток метров, рабочий выстрелил. Пятно замерцало и превратилось в невысокую фигуру человека, одетого в чёрное. Человек удивлённо поднял на них глаза, словно впервые увидев. В руках у него был какой-то прибор.
Савелий Игнатьевич ещё раз нажал на спуск. По радужной плёнке, как по воде, пошла рябь. Пуля не причинила человеку никакого вреда. Теперь, когда их разделяло несколько шагов, рабочий ясно видел: у человека была короткая стрижка «ёжиком», под одеждой выделялись мускулы, а за спиной покачивалось что-то вроде рюкзака.
Человек в чёрном усмехнулся и вскинул руку, в которой было зажато что-то вроде небольшого утюга. Савелий Игнатьевич почувствовал слабость во всём теле и рухнул на дорогу.
Он очнулся в тёмном помещении. Сквозь узкое окошко пробивался луч света, бивший прямо в глаза. Пахло пряными травами и печной золой. Руки за спиной ныли от боли.
Оглядевшись, Савелий Игнатьевич понял, что сидит, привязанный, на стуле. Рядом заворочался поручик — он был в таком же положении. Мякишев поднял на него мутные глаза и невнятно спросил:
— Где мы?
— Не знаю, — ответил рабочий.
— На кухне, — подсказал из-за спины женский голос.
Савелий Игнатьевич, вздрогнув от неожиданности, обернулся. На третьем стуле, чуть поодаль, сидела молодая женщина в странном тёмном комбинезоне с множеством кармашков. На вид ей можно было дать лет двадцать пять. Русые волосы завязаны в хвост, чёлка растрепалась, на лбу темнел синяк.
Её руки, так же, как у них, стянуты за спиной.
— Кто вы? — растерянно спросил Мякишев.
— Наталья, — женщина вяло улыбнулась. — У вас, наверное, фигова туча вопросов, да? Вы ведь тоже не отсюда, правда?
— Я не совсем вас понимаю… — начал Мякишев, но Савелий Игнатьевич его перебил.
Раздражённо повернувшись к женщине, рабочий сказал:
— Послушайте, барышня… Если вы что-нибудь знаете — говорите прямо, а не ходите вокруг да около. Откуда взялось это мерцающее пятно? И почему на вас такой же костюм, как у того странного человека?
— За барышню спасибо, — Наталья рассмеялась. — Значит, угадала. Вас занесло сюда случайно. Судя по одежде, конец девятнадцатого века. Я угадала, верно?
— Нет. Чуть-чуть ошиблись, — Мякишев сдержанно улыбнулся в ответ. — Апрель восемнадцатого года.
— Надеюсь, я ни от чего важного вас там не оторвала? — спросила Наталья.
— Ну, не так чтобы…
Рабочий и поручик переглянулись.
— Погодите… — Мякишев резко выпрямил спину. — Что значит «не оторвали»? Вы хотите сказать, что это вы каким-то образом занесли нас сюда?
— Ну, не совсем, — смутилась Наталья, — хотя в некоторых группах есть чудики, которые так всерьёз
