любовь нередко могут осудить». Он прикрыл глаза и разрыдался.
Каждый раз, кончив, он плакал, а потом смеялся. Так уж он был устроен. «Если расскажешь матери — убью, — пригрозил он. — Можешь говорить ей все что хочешь. Но если ты это сделаешь, будь уверена, я улучу момент до того, как сюда подоспеют копы, и перережу тебе глотку, сучка. Это случится, прежде чем на меня наденут наручники».
Она ничего не сказала. Она не сомневалась, что Марк Кидд, на это способен, и боялась, что он убьет ее. Поэтому в сентябре, когда воздух был еще сухим, а ветер заманчиво теплым, она сбежала из дома. Первую ночь она провела на вырубке, свернувшись клубочком на покрытом плесенью сиденье машины, которую она купила на накопленные деньги, рядом лежали топорик и мачете. Из-за плесени она снова начала чихать, но ингалятор был пуст. Она высморкалась и приняла антигистаминную таблетку. В лесу она нашла несколько трюфелей и немного черники. По дороге ей попались камбоджийцы, которые не говорили по-английски, и несколько безработных лесорубов. Двое мужчин пилили поваленный кедр. Увидев Энн, они забеспокоились. «Наверное, у них нет разрешения на вырубку», — решила она. «Давай, сучка, иди своей дорогой», — сказал один из них. Отойдя чуть подальше, она бросилась бежать. Она начала воровать и делала это дерзко, средь бела дня: канистра бензина, радиатор, стерео, рюкзак, упаковка пива, плащ, запаска, домкрат. В Юджине она уселась на улице, повесив на грудь табличку: «Помогите! Не имею средств к существованию». Собрав немного денег, она отправилась к врачу. Она ощущала сильное жжение в промежности, к тому же у нее появились странные выделения. Оказалось, что у нее дрожжевая инфекция и к тому же герпес. Марк Кидд оставил ей свою визитную карточку.
В туалете туристского городка она нашла карманную Библию и сунула ее в нагрудный карман куртки. Она читала ее по вечерам у костра, вытирая нос платком. Это помогало скоротать время, а в маленьких городках в дождливые дни она читала Библию, сидя в библиотеках. В одной из библиотек она украла катехизис. Как-то раз она попала в читальный зал организации «Христианская наука». Там один из сотрудников подарил ей сборник Евангелий. Она начала сожалеть о своем аборте в прошлом году. Убив ребенка, которого сделал ей Марк Кидд, она своими руками отправила его в чистилище. Энн прочла книгу «Письма из Меджугорья», а в букинистическом магазине ей попался «Католический альманах» за 1986 год и книга о христианском исцелении. В октябре она остановилась у озера Кресент и собирала грибы мацутаке. Ей удалось неплохо заработать, но все деньги ушли на ремонт машины, которой требовался, во- первых, водяной насос, а во-вторых, генератор. Она обнаружила, что, если не вступать в разговоры и не снимать капюшон, мужчины обходят ее стороной. Необщительных и странных никто не трогает. Энн стала понимать ведьм. Чтобы выглядеть еще более странной, она обрезала волосы. Каждый вечер она сидела у костра. Она послала домой открытку, где было написано: «Марк Кидд бальной насильник мама диржись от него падальше».
Не реже раза в неделю она принимала псилоцибин. Теперь ее галлюцинации носили религиозный характер, образы, которые ей являлись, окружал нимб. Она уезжала все дальше и дальше от дома. Одно время она подумывала вернуться в Орегон, но ее тянуло на север. Калифорния казалась ей опасной, Вашингтон — успокаивающим. Лучше всего она чувствовала себя в лесу. В Вашингтоне часто шел дождь, он висел в воздухе мягкой, обволакивающей пеленой. С неделю Энн жила на берегу океана. Здесь она прочла «Исповедь» Августина Аврелия и «Мертвую зону» Стивена Кинга. На пляже с ней попытался познакомиться студент колледжа. Он сказал, что поступил в Университет Пеппердайн, но решил устроить себе каникулы и попутешествовать. Она читала, но он не уходил. Она видела, что он собой представляет. Открытый и искренний, посещает занятия, думает о будущем, прогулка на пляж для него обычное развлечение; может быть, он присматривает себе новую доску для серфинга и наверняка надеется подцепить девчонку, чтобы переспать. Он был далеко от дома и считал себя крутым и взрослым, но серьга у него в ухе выглядела смешно и нелепо. Когда он обнял ее за плечи, она обернулась и сказала: «Изыди, сатана». В его глазах промелькнула тень сомнения. «Изыди», — повторила она, и он поднялся и зашагал прочь.
Упоминание дьявола возымело успех, и это ее встревожило. Она отправилась в католическую церковь в Абердине — в этом городе, насколько ей было известно, родился Курт Кобэйн[18]. Она вспомнила, как сидела в Интернете, когда училась в школе, — предполагалось, что она собирает материал для работы по Эдгару По, но вместо этого она читала предсмертное письмо Кобэйна: «Во всех людях есть что-то хорошее; мне кажется, я просто слишком люблю людей, я люблю их так сильно, что мне грустно, чертовски грустно». Приблизившись к алтарю, Энн преклонила колена. Над алтарем висело распятие. Она поднялась, подошла поближе, дотронулась до него и положила пальцы в рот. На вкус они были солоноватыми, как водоросли. «Господи, — сказала она, — искупи мои грехи». Она была под действием псилоцибина, и в эту минуту оно достигло апогея. Энн положила руку между ног и рассеянно прикоснулась к промежности. Это вызвало у нее приятное, успокаивающее чувство; оно принадлежало только ей и никому другому. Она сняла капюшон и легла на пол. В сводчатое грязное окно светило солнце. Она согрелась и задремала. Во сне ей привиделось, что три женщины заталкивают ее в дверь в каменной стене, а по лесу мчится свора собак, покрытых пеной, тщетно ища укрытие от надвигающейся грозы. Это было все, что она запомнила. Единого сюжета не складывалось. Тем не менее она была убеждена, что, если забытые эпизоды сохранились у нее в памяти, связь можно восстановить. Здесь явно был какой-то смысл, постижимый разумом, дело было не в образах. Она пыталась вспомнить этот смысл, но не могла, и ей становилось все тревожней. Вокруг нее образовалось пустое пространство, своего рода защитный кокон ее собственного изобретения, и она знала, как сохранить его. У входа в церковь она взяла несколько листовок и брошюр: «Как стать хорошим католиком», «Таинство покаяния и радикальное изменение», «Нравственные проблемы человеческой жизни», «Как читать Розарий». Она положила их в машину, на заднее сиденье. Она купила четки и повесила их на зеркало заднего вида. Еще она купила распятие для приборной панели, в сумерках оно светилось янтарно-желтым светом. Она даже вспомнила какую-то дурацкую песенку из тех, что слушали на стерео странные приятели Засони Джейн под вино и марихуану: «Мне не страшен дождь и ветер ледяной, мой пластмассовый Иисус всегда со мной». Или что-то в этом роде.
Как-то раз, перебрав псилоцибина, Энн отключилась прямо в церкви, у алтаря; в каком городе это случилось, она не помнила. Ее нашел священник и позвонил в полицию, а полицейские доставили ее в больницу, где через день она пришла в себя. Врач больницы выслушала ее историю, рассказывая которую Энн поминутно вытирала нос бумажным платком. «Я слишком устала, чтобы возражать тебе, — сказала врач. — Но мне не хочется слушать твое вранье». — «Я не вру». — «Я тебе не верю». — «У меня ужасная аллергия».
«Это пылевые клещи. Такой сейчас сезон. — Она встала, открыла ящик стола и достала упаковку таблеток. — Это фенатол, — сказала она. — Принимай по одной каждые шесть-семь часов. Здесь шесть штук. Хватит, чтобы добраться домой, к матери». — «Спасибо».
Доктор закрыла ящик и вымыла руки. «А теперь отправляйся домой, — приказала она. — Прямо сейчас. Немедленно». — «Хорошо, так я и сделаю». — «Ты обещала», — сказала доктор. Скрестив руки на груди, она покосилась на Энн. Доктор носила очки с толстыми стеклами, ее волосы были уложены жгутом. «Если бы я была поумнее, я бы пригласила сюда адвоката, — добавила она. — Того, что занимается побегами».
Энн проглотила таблетку фенатола. «Мне не нужен адвокат. Пусть лучше кто-нибудь подвезет меня к церкви. Там припаркована моя машина». «До церкви всего три квартала, — сказала врач. — Полежи часок- другой. Когда придешь в себя, мы тебя выпишем. Если нужно, кто-нибудь тебя проводит. Ты тяжело дышишь, похоже, у тебя астма?» «Нет, — сказала Энн. — Раньше была, но теперь приступов нет». «Они могут начаться снова, — сказала врач, — если будешь так над собой издеваться».
Доктор ушла. Энн опустила голову на подушку и стала ждать, когда подействует фенатол. И он подействовал. Причем очень быстро. И на удивление эффективно. У нее прочистился нос, дышать стало легко. Она открыла ящик стола и набила карманы куртки фенатолом, забрав весь запас таблеток, что был в столе.
Как и предсказывали те паломники, что беспокоились о состоянии окружающей среды, перемещение по лесу толпы, которая рвалась вперед, точно полчище римских легионеров, не пошло на пользу кленовому подлеску, ольховой роще и густым зарослям гаультерии и орегонского винограда. Все было вытоптано.
