настоящие большевики.
— Не вижу смысла ждать, — процедил сквозь зубы Ежов. — Я буду самым счастливым человеком, когда собственноручно вырву язык Бухарину. Он слишком много говорит, вообразил себя миротворцем, великим теоретиком марксизма, но его речи — это просто обычная болтовня…
Хитрый и коварный Сталин смотрел, слушал и запоминал. Ведь эти бесконечные обеды и ужины он специально организовывал, чтобы у его соратников развязались языки.
— Да, — сказал он, — эти люди не меняются. — Все, как по приказу, повернулись к нему, и он продолжал: — Оппортунист — это двуликий Янус. Еврей Троцкий чернит нашу страну, большевистскую партию, товарища Ленина и рабочий класс! Его надо как можно быстрее ликвидировать.
Молчание. Никто и никогда не вступал в дискуссию со Сталиным, все знали, что его мнение — закон.
— Вера Александровна, — спокойно обратился ко мне Сталин, — может быть, споете нам? Аккомпаниатор уже ждет в концертном зале.
Я была рада угодить ему и спела несколько арий из классических опер и романсы русских композиторов, которые ему особенно нравились. Маленков подарил мне кофейный сервиз из серебра, инкрустированного платиной. Сталину это не понравилось:
— Георгий Максимилианович, вам не кажется, что такими подарками можно испортить Веру Александровну? Возгордится и перестанет нас навещать.
Ко мне подошел Киров:
— Вера Александровна, приезжайте к нам в Ленинград. Мы вам создадим прекрасные условия.
Сталин нахмурился:
— Сергей Миронович, как говорится, «поезд ушел». Вере Александровне у вас нечего делать. Вы прекрасно знаете, что она работает в Большом театре. И мне кажется, что товарищ Давыдова не может пожаловаться на созданные ей условия.
Я пристально посмотрела на Сталина, и он деликатно помог мне выкрутиться из создавшейся ситуации.
В ту ночь Иосиф Виссарионович вошел ко мне в спальню, воспользовавшись собственным ключом, сел в кресло и закурил трубку:
— Верочка, — начал он, — у меня было много женщин, но ни к кому меня так не тянуло, как к вам. Вначале была только физиология, единственное, чего я хотел — обладать вами… Скажи мне, Верочка, ты меня хоть немного любишь?
Я так была поражена этим признанием, но надо было отвечать:
— Иосиф Виссарионович, если обману — рассердитесь, если скажу правду — не поверите. Только время позволит ответить на ваш вопрос.
Успокоенный, положил голову на мою грудь и уснул. От его храпа дрожали стены. Я снова и снова думала о своей жизни, о будущем: «Этот маленький, голый мужчина, ревнивый и капризный, который спит сейчас со мной в постели — властелин огромной России. А я должна его целовать, ласкать, обнимать…»
Во время завтрака в столовую вошел комендант Палкер:
— Товарищ Сталин, разрешите доложить?
— Слушаю, быстро! (вообще доклады во время еды были запрещены).
В нерешительности Палкер посмотрел на меня.
— Говорите, — приказал Сталин.
— Солдат, которого вы вчера видели, погиб ночью на посту…
Я вскрикнула.
Сталин на секунду перестал жевать и невозмутимо приказал:
— Пошлите телеграмму с соболезнованиями его семье. Солдата Толкина, посмертно, представьте к награде. Его биографию опубликуйте в газетах.
ЛУБЯНКА
Полина Сергеевна радостно сообщила: «Для вас приготовлен катер, можете совершить морскую прогулку».
В следующую субботу Сталину захотелось покататься. Экипаж работал молча. Море было ласковым, белоснежные чайки летели следом. В каюте был приготовлен завтрак: фрукты, вино, лососина, икра, холодное мясо и мороженое. Мы с аппетитом поели.
Солнце светило в иллюминатор, и я попросила Иосифа Виссарионовича задернуть шторы. Он прошипел со злостью: «Я вам что, слуга? Зачем задергивать шторы? Боитесь рыб? Они вас не сглазят!»
Я забыла, что перестала быть человеком, забыла, что он — мой господин, бог и властелин. Подошла к нему и обняла. Сталин смягчился и перестал сердиться.
Вечером этого же дня мы выбрались на автомобильную прогулку. Я сидела й машине рядом с Иосифом Виссарионовичем, впереди с шофером сидел охранник. Ежов, Жданов, Орджоникидзе и охранник ехали следом за нами в другом автомобиле. Кроме этого, наш кортеж сопровождали вооруженные офицеры на мотоциклах.
Мы ехали в сторону Тбилиси. Сталин весело рассказывал анекдоты. Километров через двадцать неожиданно раздались выстрелы. Одна из пуль попала шоферу в переносицу. Его лицо было залито кровью. Он чудом сумел остановить машину, все стекла которой были выбиты. Трясущийся и бледный Ежов тут же соединился с Комитетом партии и руководящими органами. Тревога была объявлена мгновенно. Вся армия в Грузии была поставлена на ноги. Дрожащего Сталина быстро увезли в безопасное место.
Я вернулась на дачу, где меня уже ждали следователи Военного трибунала и ГПУ. Меня сразу же допросили и приказали:
— Гражданка Давыдова, вы едете с нами в Москву.
— Это приказ?
— Все, что мы делаем, согласовано с товарищем Сталиным. Мы должны допросить вас. По дороге в больницу шофер скончался. Бандиты на свободе, а вы теперь — единственный свидетель этого трагического происшествия. Ваш багаж пришлют позднее.
— Я могу, по крайней мере, принять душ и переодеться?
Присутствующие посмотрели на часы, а один военный, явно очень нервничая, с угрозой сказал:
— Давыдова, прекратите задавать вопросы, хватит дискуссий! Садитесь в машину, поезд — через сорок минут.
Мне не дали даже попрощаться с Полиной и персоналом. Возвращение в Москву нельзя было назвать комфортабельным путешествием. В купе со мной находились трое мужчин, которые беспрерывно курили. Ни на секунду я не оставалась одна, меня провожали даже в уборную.
В Москве наш вагон тут же окружила цепь солдат и гражданской охраны. Маленков сухо поинтересовался моим здоровьем. У меня не было желания отвечать ему. Я чувствовала, что меня подозревают, и ни капли ему не доверяла. Я нервничала, боясь ареста, насилия и пыток…
С вокзала меня привезли прямо на Лубянку. Допрос проводили Ягода, Агранов, Ежов, Вышинский. Заместитель генерального прокурора попросил меня объяснить причину моего перевода из Ленинграда в Москву. Я сказала, что это было решение Наркомата культуры, Большого театра и членов Верховного Совета.
Вышинский возбужденно сказал:
— Вера Александровна, вы — единственный свидетель покушения на жизнь товарища Сталина. Мы должны разобраться во всей этой истории.
Затянувшись папиросой, Ягода добавил:
— Во время нашей первой встречи, гражданка Давыдова, вы отказались информировать нас о ваших встречах с товарищем Сталиным. Может быть, сегодня расскажете о них? Ситуация, скажем так, самая
