простреленная нога давала о себе знать при резких движениях. — Ты что же… приютская?!
— Ага.
— Долго?
— С рождения. Мать отдала, сказала, что я Филатова, а отца Владимиром звали. Так что вот…
— Двенадцать процентов годовых?
— Именно.
Десница сжал кулаки, помянул матушку, батюшку и всех окрестных бобиков, потом покосился на недоумевающего и явно встревоженного Платину и тяжело вздохнул.
— Один вопрос, Агата. Последний. Не захочешь — не отвечай, твое право, я лезть не буду.
— Ну?
— Как ты вообще колечко на палец надела?
— Знаешь, командир… наверное, просто повезло. Я ведь горничной была. Не в «Пальмах», в «Океанском бризе», это по набережной на запад, пара километров. И вот захожу это я в номер и вижу, что постоялец собрался за окошко прогуляться. А этаж, между прочим, девятый. Вот я и взялась уговаривать, черт его знает, зачем… пожалела его, дурака, что ли… Чаевые он, протрезвев и оклемавшись, такие отвалил — я за месяц меньше зарабатывала.
Агата неловко пожала плечами.
— А потом… работу я, понятное дело, в срок не выполнила, так меня из отеля коленом под зад. С «волчьим билетом», конечно. А тут Мама Зоя: не хочешь ли ты, девонька, на каторгу? За занятие проституцией без лицензии? Я в слезы: не было ничего! Ведь и правда, не было. А она мне: кому какое дело, было — не было. Свидетелей вагон с тележкой найдется, уж будь уверена. А вот у нашего с тобой, детка, разговора, наоборот, ни одного свидетеля не сыщется. И никто не станет снимать ментаграмму с такой добропорядочной женщины, как я. А с приютской девки, решившей подзаработать на стороне, и подавно. Так что либо на каторгу, дорогуша, либо… Но кроме кнута и пряник имеется: сможешь выкупиться, если дурака валять не будешь. Знаешь, командир, мне было восемнадцать лет, и на каторгу совсем не хотелось. Ни капельки. Вот и… Первый месяц тяжко пришлось, чуть подвиг того постояльца до конца не довела. А потом я пришла в банк: платить половину заработка, как положено. И выяснилось, что эту самую половину Мама Зоя уже уплатила и свою долю забрала тоже, а то, что у меня на руках — мои деньги. Только мои.
— Блядский мир, — процедил Десница сквозь зубы. — Ты понял, Платина? Нет, ты понял?! На этой гребаной Волге ЭМ пять одиннадцать считает везением, что удалось стать проституткой. Потому что иначе — до конца жизни в рабах. Выплачивать стоимость содержания в приюте. С процентами выплачивать. Причем стоимость такая, словно на шелковых простынях спал, в ресторанах ел и в университете учился. Сказки это все, будто кому-то честным путем выкупиться удалось. Хорошие сказки, правильные. Чтоб не вешались. Да уж… с таким уровнем эмпатии Агата, наверное, в звезды выбилась моментально. Влет. Должно быть, по прошествии времени и трахаться-то через раз приходилось, не чаще.
— Через два, а то и через три, — меланхолично подтвердила Агата. — Даже с вице-президентом как-то раз работать довелось. Хороший получился заказ, жирный.
Варфоломей молчал. Услышанное было за гранью не то, что понимания — за гранью добра и зла. На Закате… на Закате человека — ребенка! — обладающего даже втрое меньшими способностями, нашел бы не вербовщик какого-то там агентства, а воспитатель в детском саду. Нашел и объяснил бы родителям… опекунам… какой, к черту, приют? Не бывает на Закате приютских!.. и Министерство образования назначило бы куратора… и денег на правильное воспитание отвалили бы… высшее образование и так бесплатное… Никуда учиться не брали? Идиоты, какие же идиоты…
Потом была бы карьера, да какая! Пилоту Кондовому и не снилось! А тут… Господи, если Ты есть — как же Ты позволил?!
— Агата, — негромко сказал он, — дай-ка мне руку. Правую.
Недоумевающая девушка выполнила его просьбу, и Кондовый с трудом — вот ведь впечаталось, проклятое! — стянул с указательного пальца кольцо проститутки и швырнул его в услужливо приоткрывшуюся пасть утилизатора.
— Все. Больше — никогда. Семья Кондовых не допустит, ты поняла? И Семья Решетниковых. И Семья Вересовых. Я не допущу. Ясно?
Кондовый сделал круг над островом. Огромный производственный комплекс на нем казался вымершим, даже навигационные сигналы не подавались. Агата покинула свое место и теперь стояла за спинкой ложемента первого пилота, напряженно вглядываясь в картинку на дисплее. Метки живых объектов на нем отсутствовали, мертвых — тоже.
— Судя по всему, никого нет. Все свалили, когда заваруха началась. Да и выходные… Ну, нам же проще. Сможешь сесть во внутреннем дворе? Вон там, видишь?
Платина не стал отвечать, сочтя вопрос праздным. Мягко, как детеныш лапчатки в гнездо, «Бистяра» опустился в обозначенной ярким крестом точке и замер. Сканеры продолжали утверждать, что в зоне их действия ни живых, ни мертвых не наблюдается.
— А вот теперь, возможно, придется попотеть. Если Жорик остался таким же романтиком, как был, проблем не возникнет, но я бы не особенно рассчитывала…
На правах аборигена Агата первой вышла из корабля и остановилась в паре шагов, оглядываясь по сторонам.
Высокая монолитная стена, окружавшая огромный внутренний двор, была снабжена кучей датчиков (теперь, похоже, отключенных), колючей проволокой под током и снаряженными излучателями башнями по углам. Сейчас раструбы застыли под несуразными углами, но в принципе… Интересный антураж для скромного производства тары, подумалось Варфоломею.
Между тем Агата подошла к дверям, ведущим во внутренние помещения, и набрала код. Раз, другой… невнятное ворчание… третья попытка оказалась удачной, и девушка приглашающе махнула рукой.
Платина и прихрамывающий Десница вслед за ней вошли в просторный вестибюль. Здесь все было так, как и положено в предназначенной для посторонних передней преуспевающего предприятия. Изрядно продавленные мягкие кресла, стойка ресепшн — вызывающе пустая сейчас… пара каких-то чахлых древовидных растений в пыльных кадках, забытая чашка на столике… казалось, три человека попали в промежуток между мгновениями: уже ничего и еще ничего.
Агата немедленно устремилась за стойку.
— Так, что тут у нас… угу, ясно. Платина, шел бы ты в рубку. Сейчас может быть довольно интересно, если я разберусь… Когда платформа опустится, не паникуй, понял?
Пожав плечами — какая еще платформа? — Варфоломей, как ему и было предложено, вернулся на борт Тварюшки. Долго ждать не пришлось: участок двора, на котором стоял «Sunset Beast», начал плавно опускаться. Через несколько минут корабль оказался в просторном ангаре, и над ним сомкнулся потолок. Все чудесатее… додумать стоящий в проеме люка Кондовый не успел. Створки высоких и широких ворот раздвинулись, между ними возникла Агата.
— Все в порядке, можешь выходить. Я заблокировала механизм, сам не сработает. Прошу любить и не жаловаться: производство тары и упаковки для самых разных яиц.
Варфоломей спустился по аппарели и с любопытством осмотрелся. Вокруг было не просто чисто — стерильно. Металлопластовые стены и пол… стапеля… за спиной Агаты виднелся конвейер, возле которого застыли десятка полтора ремонтных роботов самого разного назначения. Некоторые Кондовый узнал — конструкция была закатская.
— Что это, Агать? Куда ты нас притащила?
— Они тут у нас такие порядочные… такие законопослушные… — непонятно процедила девушка. — А жить-то все хотят… вкусно жить… короче. Цералан тебе в качестве заплаты подойдет? Если да — складской код 18/253/40, видишь терминал?
— Цералан?!
Да по сравнению с этим предложением исходная броня «Бистяры» была просто обмоткой из шелковой ленточки! Цералановое покрытие… это же… таких цифр на банковском счете Платина, в целом на воображение не жаловавшийся, и представить себе не мог.
