— Я почти решил уже послать в Италию Велизария с тридцатитысячным войском. Конечно, с такими незначительными силами он не покорит Италию. Но честь его будет задета, и он сделает все возможное, три четверти работы. А тогда я отзову его назад и сам поведу туда шестьдесят тысяч, да возьму еще Нарзеса с собою, шутя кончу остальную четверть работы и буду победителем.
— Хитро задумано, — отвечала императрица. — План прекрасен.
— Да, я решаюсь. Но… еще одно, — и он снова поцеловал руку жены.
«А, вот теперь», — подумала Феодора.
— Когда мы победим готов, что… что надо будет сделать с их королевой?
— Что с нею сделать? — спокойно ответила Теодора. — То же, что с лишенным трона королем вандалов. Она должна будет жить здесь, в Византии.
Юстиниан, с искренней радостью на этот раз, сжал маленькую ручку жены.
— Как я рад, что ты решаешь так справедливо.
— Даже более, — продолжала Феодора. — Она тем легче поддастся нам, чем более будет уверена в достойном приеме здесь. Поэтому я сама напишу ей радушное приглашение, предложу ей смотреть на меня, как на любящую сестру.
— Ты и не подозреваешь, — горячо вскричал Юстиниан, — как ты облегчишь этим нашу победу. Дочь Теодориха должна быть вполне привлечена на нашу сторону. Она сама должна ввести нас в Равенну. Но в таком случае нельзя сейчас посылать Велизария с войском туда: это может возбудить в ней подозрение. Велизарий должен быть только по близости, наготове. Пусть он держится у берегов Сицилии, под предлогом смут в Африке. Но кто же будет действовать в нашу пользу в Равенне?
— Префект Рима Цетег, умнейший человек в западной империи, друг моей молодости.
— Хорошо. Но он римлянин, и я не могу вполне довериться ему. Необходимо послать туда еще кого- нибудь из вполне преданных нам людей. Кого бы? Разве снова Александра?
— О, нет, — вскричала Феодора, — он слишком молод для подобного дела. Нет!
И она задумалась. Потом через несколько минут торжественно сказала:
— Юстиниан, чтобы доказать тебе, что я могу забыть личную ненависть, где этого требует благо государства, и где необходим подходящий человек, я сама предлагаю тебе своего врага, искусного дипломата — Петра, двоюродного брата Нарзеса. Пошли его.
— Феодора, — в восторге вскричал Юстиниан, обнимая ее. — Ты, действительно, послана мне самим Богом. Цетег — Петр — Велизарий! Варвары, вы погибли!
Глава V
На следующее утро в комнату Феодоры вошел маленький горбатый человек лет сорока, с крайне неприятным, но умным лицом.
— Императрица, — со страхом заговорил он, низко кланяясь. — Что, если меня увидят здесь! Тогда в одну минуту погибнут ухищрения стольких лет.
— Никто не увидит тебя, Петр, — спокойно ответила императрица. — Единственный час в течение дня, когда, я обеспечена от неожиданных посещений императора, это часть его молитвы. Да продлит Господь его благочестие! Сегодня я не могу говорить с тобою, как обыкновенно, в церкви, где ты, сидя в темной исповедальне, будто бы исповедуешь меня: сегодня император потребует тебя до начала обедни, и ты должен быть заранее подготовлен.
— В чем дело? — спросил горбун.
— Петр, — медленно сказала Феодора, — наступил день вознаградить тебя за твою долголетнюю службу мне и сделать тебя великим человеком.
«Давно бы пора»! — подумал горбун.
— Но, прежде чем поручить тебе сегодняшнее дело, необходимо выяснить тебе наши отношения и напомнить о твоем прошлом, о начале нашей дружбы.
— К чему это? — недовольно заметил Петр.
— Непременно нужно, ты сам увидишь. Итак, начнем. Ты — двоюродный брат моего смертельного врага Нарзеса и был его сторонником, следовательно, и сам был моим врагом. Целые годы ты служил Нарзесу против меня. Мне повредило это мало, а сам выиграл еще меньше: оставался простым писарем и умирал с голоду. Но такая умная голова, как ты, сумеет себе помочь: ты начал подделывать, удваивать списки налогов императора, провинции платили двойные налоги, — одни шли Юстиниану, а другие — казначеям и тебе. Некоторое время все шло прекрасно. Но один новый, молодой казначей нашел более выгодным служить мне, чем делиться с тобою. Он сделал вид, что согласен, взял список, подделанный тобою, и принес его мне.
— Негодяй, — пробормотал Петр.
— Да, это было дурно, — усмехнулась Феодора. — С этим списком я могла в одну минуту уничтожить своего хромого врага. Но я пожертвовала короткой местью ради продолжительного успеха: я позвала тебя и предложила — умереть или служить мне. Ты выбрал последнее, и вот с тех пор в глазах света — мы смертельные враги, а втайне — друзья. Ты выдаешь мне все планы Нарзеса, а я щедро плачу тебе. Ты стал богат.
— О, пустяки, — вставил горбун.
— Молчи, неблагодарный! Ты очень богат. Об этом знает мой казначей.
— Ну хорошо, я богат, но не имею звания, почестей. Мои школьные товарищи, Цетег в Риме, Прокопий в Византии…
— Терпение! С нынешнего дня ты будешь быстро подниматься по служебной лестнице почестей. Слушай: завтра ты отправишься, как императорский посол, в Равенну.
— Как императорский посол! — радостно вскричал Петр.
— Да, благодаря мне. Но слушай. Юстиниан поручит тебе уничтожить государство готов, проложить Велизарию путь в Италию. Это ты исполнишь. Но кроме того, он даст тебе еще одно, особенно важное в его глазах, поручение: во что бы то ни стало спасти дочь Теодориха из рук ее врагов и привезти сюда, в Византию. Вот мое письмо к ней, в котором я приглашаю ее к себе, как сестру.
— Хорошо, — сказал Петр, — я привезу ее тотчас сюда. Феодора вскочила с места.
— Ни в каком случае, Петр, — воскликнула она, — потому-то и посылаю я тебя, что она не должна приехать в Византию: она должна умереть.
Пораженный Петр выронил из рук письмо.
— О императрица, — прошептал он: — убийство!
— Молчи, — возразила Феодора, и глаза ее мрачно сверкнули. — Она должна умереть.
— Но почему? За что?
— За что? Хорошо, я скажу это тебе: знай, — и она дико схватила его за руку и прошептала на ухо: Юстиниан начинает любить ее.
— Феодора! — вскричал горбун: — но ведь он ни разу не видел ее!
— Он видел ее портрет.
— Но ведь ты никогда еще не имела соперницы!
— Вот и забочусь о том, чтобы ее не было.
— Но ты так прекрасна!
— Она моложе меня.
— Ты так умна, ты его поверенная, он сообщает тебе самые затаенные свои мысли.
— Вот это и тяготит его. И… заметь: Амаласвинта — дочь короля, кровная королева! А я — дочь содержателя цирка. А Юстиниан, — как это ни смешно — надев царскую мантию, забыл о том, что он сам сын пастуха, и бредит королевской кровью. С этим бредом его я не могу бороться. Изо всех женщин в мире я никого не боюсь, кроме этой дочери короля.
И она гневно сжала маленькую руку в кулак.
— Берегись, Юстиниан! Этими глазами, этими руками Феодора заставляла повиноваться львов и тигров!.. Одним словом, Амаласвинта умрет.
