другая держава (имелись в виду Португалия и Италия). Он потребовал международного расследования обстановки, сложившейся на испано-португальской границе. Рассерженный португальский посол покинул заседание и долго бойкотировал Комитет, а итальянский посол мгновенно выдвинул встречные обвинения в адрес СССР и Франции. Те решительно отвергли любые обвинения. С этого дня бурные сцены в Комитете невмешательства стали повседневным явлением.
Одновременно первые советские транспорты с военными грузами — «игреки», вышедшие из Севастополя, Одессы и Феодосии, миновали Черноморские проливы. Среди них были «Андреев», «Зырянин», «Комсомол», «Турксиб». 13–14 октября они встали под разгрузку в Картахене и Аликанте. Один транспорт с советским оружием даже прорвался в Бильбао. Как и в Лиссабоне, Виго и Кадиксе, разгрузка адресованных Республике военных грузов шла днем и ночью.
В целях маскировки после возвращения из Испании транспорты иногда делали один-два загранрейса с сугубо мирными грузами — лесом, зерном, рудой и т. д. В декабре 1936 года «Канариас» задержал в западном Средиземноморье транспорт «Комсомол», который, по официальным данным, вез марганцевую руду в Бельгию. Инцидент получил широкую огласку. Советские газеты, радио и собрания трудящихся осудили «пиратское нападение» националистов на безоружное судно торгового флота невоюющей страны.
Однако стоит обратить внимание, что экипаж «Комсомола» затопил свой пароход. Вряд ли имело смысл делать это, если он вез указанный в судовых документах груз, — марганцевая руда не считалась тогда военной контрабандой. Ряд других советских судов, следовавших в третьи страны, был тогда же захвачен националистами, отведен в Сеуту, но отпущен после досмотра. Характерно, что их команды не стремились затопить суда, а советские СМИ не уделяли этим эпизодам внимания. «Комсомол» затонул на большой глубине, его не пытались затем поднять или обследовать, и что было в его трюмах в данном случае, трудно сказать с полной определенностью.
27 октября собранные в Картахене при участии советских авиаинженеров двадцать скоростных бомбардировщиков «СБ» приступили к налетам на узлы коммуникаций и снабжения националистов — Саламанку, Севилью, Касерес, Талаверу, над которыми давно уже не появлялись ВВС Республики. Чуть позже были доставлены первые партии винтовок, истребителей, бронемашин и танков. Война все более выходила из границ Испании — она приобретала международный масштаб и характер.
15 октября националисты начали генеральное наступление на Мадрид. Его взятие Франко открыто приурочил к 7 ноября, по выражению бургосских радиокомментаторов, «чтобы омрачить этот марксистский праздник». Руководить взятием столицы был назначен генерал Мола. «Директор» разместил штаб в Авиле, всего в 60 км от столицы и пообещал по радио:
Под ударами кавалерии, артиллерии и танкеток колонны дружинников, не умевшие и не хотевшие «зарываться в землю», в панике побежали. В некоторых колоннах командиры расстреливали бежавших. Этим прославились в особенности Энрике Листер и Хуан Модесто. В других частях, наоборот, дружинники убивали офицеров старой армии, подозревая их в измене.
Всего за два дня националисты прошли почти половину расстояния, отделявшего их от столицы — 30 километров, и 18 октября вырвались к первой, недостроенной линии столичных укреплений. Впервые из уст Асенсио Торрадо прозвучало предложение оставить столицу без дальнейших боев. Заявив премьеру, что «все бежит и Мадрида не удержать», генерал так спрогнозировал события: решающий поединок сторон произойдет восточнее столицы. С полным основанием обругав плохо сражавшуюся милицию, он пообещал создать на юго-востоке сильную регулярную армию и после этого взять Мадрид обратно. Но компартия и советские специалисты дружно отвергли предложение и настояли на встречном ударе.
20 октября наскоро собранные, скудные республиканские резервы предприняли на ходу спланированное местное наступление против националистов у Ильескаса.
26 октября Африканская армия совершила прорыв на соседнем участке, и вторая линия мадридских укреплений осталась позади. Теперь бои шли уже в ближних предместьях столицы. 28 октября в бой вступила первая партия советской бронетехники. Общее руководство осуществлял комдив Д.Г. Павлов, непосредственное — батальонный командир П.М. Арман (Тылтынь). Следующим утром несколько колонн во главе с полутора десятками танков «Т-26» перешли в наступление у пригородной деревни Сесеньи. Всего в операции участвовало 20 % сил республиканского Центрального фронта. Танкисты ворвались в деревню, где захватили врасплох и разгромили эскадрон марокканской кавалерии. Затем они совершили 15- километровый рейд на юг, уничтожив пехотный батальон националистов. Экстренно прибывшая к Сесенье итальянская танковая полурота из 8 машин понесла большие потери и быстро исчезла с поля боя. Но дружинники, для которых танки были диковинкой, оказались не в состоянии закрепить неожиданный тактический успех. В свою очередь танковое командование, оставшись без поддержки пехоты и артиллерии, через несколько часов отдало приказ к отступлению.
Газеты Республики трубили о победе, они писали чуть ли не о тотальном крушении похода националистов на Мадрид, в то время как успех был локальным и кратковременным. Удар бронетехники после захвата Сесеньи не повлиял на ход событий: итальянцы лишились всего трех танкеток. Уничтожить большинство малозаметных и подвижных «Ансальдо» на медлительных «Т-26» по объективным причинам не удалось. Стал очевиден пробел в подготовке советских танкистов, они были обучены стрелять только с места и потому немалую часть времени в бою растрачивали понапрасну. Б
В боях у Сесеньи выявилось значительное превосходство советского бронетанкового оружия над итальянским. Однако разбить или отбросить Африканскую армию не удалось. Она была остановлена только на сутки, хотя ее танки сильно уступали по техническим данным.
В первых числах ноября, когда националисты возобновили наступление, печать и эфир Мадрида наполнились тревожными сообщениями всех партий Народного фронта. Суть была в одном — «Столица в опасности». Олимпийское спокойствие сохраняли только Ларго и его сторонники, правительство так и не обратилось к народу. Вместо этого невозмутимый военный министр издал… запрет увеличивать численность дружинников Центрального фронта.
Обстановка в Мадриде становилась напряженной: появились сотни беженцев, очереди за продовольствием угрожающе удлинялись. С середины октября националисты приступили к бомбардировкам столицы. Часть зажиточной публики покинула город. Ее примеру последовал и президент Асанья. 19 октября газеты сообщили, что он обосновался в Барселоне. К ноябрю Мадрид оставили иностранные послы (кроме советского). Выполнять их полномочия остались поверенные в делах, вторые секретари или же только технический персонал посольств.
«Пятая колонна», насчитывавшая, по позднейшим подсчетам, не менее 40 000 человек, приступила к решительным действиям. В сумерках на улицах все чаще гремели выстрелы из окон и с крыш, взрывались гранаты. На стенах зданий среди плакатов Народного фронта появлялись листовки националистов и девиз Фаланги «Воспрянь, Испания!» Ночами по городу носились «машины-призраки» с сиренами, слепившие патрульным дружинникам глаза фарами и на бешеной скорости исчезавшие за поворотом. Нередко из таких машин обстреливали прохожих.
Население пролетарских кварталов в ярости вершило самосуд над подлинными и мнимыми вражескими агентами. Группы разъяренных мадридцев вламывались в квартиры или особняки, откуда, по их мнению, доносилась стрельба. Ворвавшись в дом, они ломали и крушили все на своем пути, людей нещадно избивали и уводили в тюрьмы, а здание поджигали.
Многие предусмотрительные владельцы столичных магазинов выставляли в витринах таблички с текстом: «Предприятие предано режиму…», после последнего слова оставляя свободное место. «Сменой
