прочным жизненным правилом подавляющего большинства.
В Испании коса нашла на камень. (Как мы увидим позже, нечто подобное произошло с самонадеянными фюрером и дуче, слишком рано возомнившими себя хозяевами другой Испании — националистической.)
В Кремле преувеличивали властолюбие Ларго, о котором так много писали советские дипломаты в секретных донесениях. Полагали, что если пригрозить «испанскому Ленину» смещением, то он, конечно, не захочет расставаться с благами власти и ради их сохранения уступит во всем. Рассуждавшие так судили об окружающих по себе…
Многие работники и посетители военного министерства запомнили надолго драматическую сцену между Ларго и советским послом, разыгравшуюся весной 1937 года. Посол потребовал увольнения генерала Асенсио Торрадо — ярого антикоммуниста, тогдашнего правительственного военного консультанта, негативно относившегося к советским офицерам и к СССР в целом. В разговоре принимал участие и Альварес дель Вайо. После двухчасового жаркого спора дверь кабинета, в котором происходила аудиенция, растворилась, и в приемной услышали громкий голос обычно невозмутимого главы правительства:
Позже в кулуарах премьер жаловался президенту Республики:
Подобные сцены несколько раз происходили на заседаниях кабинета между Ларго и министрами- коммунистами. В ответ СССР и компартия усиленно обхаживали республиканскую партию Асаньи и Хираля и правого социалиста Прието. Они добились того, что президент Республики и его партия поддерживали ровные отношения с советским посольством. То же делали такие приетисты как министр финансов Негрина. А сам завзятый реформист Прието, которого «Правда» некогда ругала за «соглашательство и сотрудничество с буржуазией», на официальном приеме в Валенсии весной 1937 года сделал заявление во вполне коммунистическом духе:
В конце марта Кремль через руководство Коминтерна потребовал у испанской компартии смены премьер-министра. Добиться согласия ЦК компартии оказалось труднее, чем думали в Москве. Немалая часть коммунистических руководителей, находясь на содержании Москвы, тем не менее была против прямого вмешательства иностранной державы в испанскую политику.
На апрельском заседании коммунистического политбюро иностранные граждане составили около половины присутствующих. Явились сразу пять эмиссаров Коминтерна — Гере, Кодовилья, Марти, Степанов, Тольятти и два советских дипломата — замещавший отозванного посла поверенный в делах Гайкис и советник посольства Орлов-Фельдбин. Ни один из них не был членом испанской компартии.
Пальмиро Тольятти объявил, что Ларго должен уйти. Большинство испанцев — Ибаррури, Михе, Урибе, Чека промолчали. «Воле Москвы» не побоялись воспротивиться лидер партии Хосе Диас и министр народного просвещения, глава отдела пропаганды ЦК Хесус Эрнандес. Развернулась серьезная полемика. Марти и Степанов заметили, что Ларго неудачлив и что осудила его не Москва, а «история». Андалузец Диас не одобрил их высказывания и в сердцах назвал каталонца Марти бюрократом. Тот взорвался:
Многие вскочили с мест. Отвыкший от подобных сцен в коммунистическом мире опытный функционер Гере застыл с раскрытым ртом, Кодовилья пытался успокоить Марти, единственная женщина — Ибаррури бегала от одного спорщика к другому с криками «Товарищи, товарищи!». Невозмутимость сохраняли лишь Тольятти и Орлов.
Наконец Диас неохотно произнес, что поддержит предложение, если за него будет большинство. Почти все проголосовали «за». Диас и Эрнандес подчинились воле большинства.
Разрыв СССР с Ларго был ускорен вспыхнувшим 3 мая в Каталонии анархистским восстанием. В тылу разразилась вторая гражданская война. Одним из поводов к восстанию послужило требование коммунистической печати запретить ПОУМ и разоружить анархистские организации, другим — намерение каталонского Хенералидада отобрать у анархистов занятую ими еще 19 июля барселонскую телефонную станцию. Ее операторы на просьбы соединить с каталонским правительством любили отвечать, что такового не существует. Кроме того, их подозревали (хотя и не обвиняли) в прослушивании телефонных разговоров. Еще одним толчком к насилию стало убийство «бесконтрольными» коммунистического партийного функционера и захват ими границы с Францией с изгнанием оттуда карабинеров. Последнее обстоятельство разъярило не только коммунистов, но и каталонский Хенералидад и центральное министерство финансов, которому подчинялись карабинеры.
Первым из противников анархистов на сцену выступил «буржуазный» Хенералидад. 3 мая уполномоченные Компаниса с несколькими штурмовыми гвардейцами явились на телефонную станцию с намерением удалить из нее анархистов. Последние, решив, что с ними хотят физически расправиться, открыли огонь. Многие анархистские профсоюзы и клубы ФАИНКТ, а также ПОУМ охотно поддержали восстание «против опереточного буржуазного Хенералидада». Из тайников были извлечены пулеметы, легкие пушки, бронеавтомобили, «которые, будь они на фронте, решили бы участь Сарагоссы, Теруэля и Уэски». На улицах Барселоны, Лериды, Таррагоны появились баррикады и разгорелись серьезные бои. Остановились заводы, прервалось уличное движение.
Часть арагонских дружинников покинула траншеи и повернула в тыл, на помощь собратьям. Арагонский фронт несколько дней был открыт. Но националисты не могли этим воспользоваться — их ударные силы наступали в Бискайе или были прикованы к Мадриду.
Центральное правительство заняло позицию «нейтралитета», что было на руку анархистам. Однако многие каталонские рабочие не поддержали восстания, а коммунистические профсоюзы и каталонские националисты тоже были вооружены. Наступление восставших на ключевые пункты Барселоны через сутки выдохлось. ФАИ — НКТ не дождались помощи извне. Республиканская авиация генерала Сиснероса перехватила арагонских дружинников. Под угрозой бомбардировки они рассеялись в разные стороны или же вернулись в Арагон.
Анархисты овладели восточной, приморской частью Барселоны и рабочими предместьями. На крышах небоскребов и соборов засели их снайперы. Коммунисты и Компанис прочно удерживали западную половину города.
Восставшие в ходе уличных боев осадили резиденцию президента Асаньи. Правительственные силы должны были его выручать. Главу республики пришлось посадить в танк «Рено» и под пулями снайперов эвакуировать из взбунтовавшейся Барселоны.
Из Валенсии примчались министры-анархисты. Гарсиа Оливер и Фредерика Монсени целые сутки через громкоговорители призывали восставших прекратить огонь, разобрать баррикады и разойтись. К ним мало кто прислушался. Короткое перемирие тут же было нарушено снайперами. Многие анархистские боевики были уверены, что Хенералидад и коммунисты намерены перебить всех восставших и объявить ФАИ — НКТ вне закона.
Масла в огонь подлило появление в Барселонском порту «с дружеским визитом» нескольких британских эсминцев. ФАИ — НКТ увидели в их приходе «мобилизацию сил международной реакции против анархизма».
Тем временем Хенералидад и коммунисты получили подкрепление. Центральное правительство, невзирая на симпатии премьера к анархистам, решило наконец вмешаться. «Вторая гражданская война» в крупнейшем центре страны слишком дорого стоила репутации Республики. 5–6 мая из Валенсии прибыло несколько пехотных бригад. Для их доставки морское министерство выделило все исправные крупные военные корабли — «Хайме I», «Либертад» и «Мендес Нуньес». Военное министерство и МВД прислали