А. П. Даниловский
«Отважный-1» уходит в море
Светлой памяти Героя Советского Союза
Цезаря Куникова посвящаю.
В дни нашествия
В сентябре 1941 года грозное дыхание войны достигло западной границы Ростовской области. Днем и ночью по степным просторам нашего Неклинонского района двигались обозы из соседней Украины. На повозках сидели изнуренные тревожной дорогой дети, погромыхивал наскоро собранный скарб. За подводами плелись старики и женщины, серые от дорожной пыли, молчаливые и усталые. Случалось, шли раненые красноармейцы-одиночки. Они добирались до ближайшего госпиталя.
Неклиновцы в ту пору убирали перестоявшуюся пшеницу. Косили вручную, по старинке, каждая капля горючего стала драгоценностью. С раннего утра сверкали косы в руках престарелых хлеборобов, вслед за ними женщины вязали снопы. У молотилок хлопотали подростки. Автомобильного транспорта не было, грузовики обслуживали нужды фронта.
Однажды мимо косцов по дороге из Ростова проехал новенький военный автомобиль. В селе Самбек он остановился. Шофер в матросской бескозырке, помахивая пустой флягой, направился к ближайшему домику с камышовой крышей, не тронутому вражеской бомбежкой. Увидев в огороде хозяйку, он поздоровался и кивнул головой на колодец:
— Мамаша, водицы дозвольте набрать?
Старушка распрямила спину, с любопытством посмотрела на стройного военного в щеголеватом бушлате. (Краснофлотцы здесь были в диковинку).
— Видать, на передовые позиции спешите? — спросила она в свою очередь и перевела взгляд на широкоплечих, чисто выбритых военных моряков, сидевших в машине.
— Сами еще не знаем, куда нас везут.
Старушка вздохнула, покачала головой:
— Из баклажки всех не напоишь. А вода у нас дюже приятная.
Шофер помахал рукой. Моряки сошли с машины и подбежали к колодцу. Подошли соседи, завязалась беседа.
Хозяйка, всматриваясь в лицо молоденького шофера, певуче говорила:
— Похож ты на внука моего, Ваню. На заводе он работал. Во-о-н на том, металлургическом. — Она показала в сторону Таганрога, — Видать, проклятая вражина разбомбила завод. Который день не дымят трубы… И от Ванюши весточки нету. Комсомолец он, добровольцем на фронт ушел.
— Нет того дня, чтоб фашисты не бомбили село, — вступил в разговор седой старик. — А в степи сколько хлебов неубранных. Пожгет немец. — Он повернулся к коренастому невысокому командиру с быстрым взглядом внимательных глаз, степенно пояснил: — Бригадир я садоводческой бригады в колхозе. — Старик протянул вперед широкие ладони. — Этими руками, считай, полсада высажено. А теперь, поглядите, здесь окопы роют. Может, без надобности?
— Окопы, отец, роют на самой выгодной позиции, — ответил моряк и громко, словно выступая на митинге, добавил: — Надо будет, пол-России перероем, а фашистов победим!
Суровое лицо командира осветила улыбка — он увидел детей. Чумазые, измученные долгой дорогой, ребятишки беженцев остановились поодаль и разглядывали военных. Моряк подошел к ним, подхватил на руки самого маленького мальчугана. Потом вынул из кармана пакет с печеньем и, рассыпая прибаутки, стал одаривать детвору.
Не думали в те минуты самбековцы, что приехавшие к ним военные моряки вскоре станут их боевыми друзьями, побратимами на жизнь и на смерть, а командир Цезарь Куников прославится на всю страну…
Машина с моряками покатила дальше. На возвышенности шофер притормозил. Отсюда открывался глазу широкий простор Азовского моря. В лучах заходящего солнца четко выделялись на небе трубы таганрогских заводов.
На западе слышалась приглушенная расстоянием канонада. Куников раскрыл планшет с картой и, обращаясь к своему адъютанту Леониду Хоботову, сказал:
— Продолжаем знакомство с местностью. Недалеко и до передовой. Видимо, вскоре нашему отряду предстоит встретиться с врагом…
В это суровое время мы, работники Неклиновского райкома хартии, и получили указание из Ростова: создать партизанский отряд и восемь подпольно-диверсионных групп. Отряду предстояло укрываться в плавнях, и надо было заранее обеспечить его всем необходимым. Были заготовлены запасы сухарей, табака, муки. Подготовлены катера, баркасы, оборудование для партизанских баз.
Райком партии вместе с командиром отряда подбирали людей. К нам в райком приходили коммунисты, комсомольцы, беспартийные, пожилые, видавшие виды люди и горячая, неопытная молодежь.
Пришел на беседу и Леня Сидоренко, парнишка лет шестнадцати. Он сидел передо мной — мускулистый, широкий в кости, с загорелым, обветренным лицом. Синяя телогрейка распахнута на груди, теплые ватные штаны заправлены в высокие забродские сапоги. Говорю ему:
— Подумай, Леонид. Одно дело рядом с товарищами-рыбаками бороться со штормом в море, совсем другое — воевать в партизанском отряде. Там придется и в одиночку, с глазу на глаз, встречаться со смертью. Выдержишь?.. Устоишь?..
Леонид укоризненно смотрел на меня ясными голубыми глазами, в голосе обида:
— Что вы, Александр Пахомович, вроде бы отговариваете? Или не доверяете? Если не запишете в отряд, все равно сам в плавни уйду. Ерики и протоки знаю не хуже вас.
Я с тайной гордостью смотрел на взволнованное лицо паренька и думал: «Так вот он какой, этот Ленька-рыбак!»
Ушел Сидоренко, постучалась в дверь моего секретарского кабинета Тося Аникеева. Тосю я знал давно: добрая душа, хорошая комсомолка.
Тося попросила:
— Александр Пахомыч, можно я буду разведчицей?..
И так, день за днем, шли и шли люди, готовые на смерть, на муки, даже не думая о том, что это и есть геройство.
Однажды, в полуночный час, в райком партии явился морской офицер. На вид ему было лет тридцать пять. Крепко сбитый, загорелый. На груди висел бинокль, на широком ремне — компас, справа, в потертой кобуре, — пистолет, слева — кортик. Вид у офицера был властный и вместе с тем привлекательный.
Ц. Л. Куников
Он подал письмо. Обком партии предписывал мне выделить офицеру Цезарю Львовичу Куникову
