добром из ее приданого. Наверное, Домагость даст своей дочери немало сокровищ — серебра, мехов и дорогих греческих тканей, красивой посуды. Ведь у него теперь всего этого много. Подумай, разве это плохое предложение? Одним ударом мы разрушим союз Плескова с Ладогой и Киевом, а возможно, даже вынудим Волегостя участвовать в нашем походе!
— Нужен мне этот сопляк, как чиряк на заднице! — ответил наконец Дедобор. — Девку перехватить… это можно. Если с ней не слишком много дружины будет. Кто ее повезет-то? Не знаешь?
— Откуда я могу это знать? — Одд пожал плечами.
— Если сам Велем Домагостич — это хуже дело. Он мужик сильный, и дружины у него много.
— Я слышал, что Вильяльм в это лето вообще не намерен покидать Альдейгью. Там опасаются мести чудинов, которых зимой вынудили платить дань и дать заложников.
— Тогда из меньшей братии кого пошлют. Это уже легче.
— Да ведь Вольга ей навстречу выйдет! — заметил один из старейшин.
— А мы вперед его встретим! — азартно воскликнул другой. — Перехватим и к себе увезем!
Как видно, мысль о том, чтобы их князю завладеть дочерью Домагостя ладожского, никому здесь особо новой не показалась. И пьяные выкрики Дедобора в те праздничные дни вырвались не случайно.
— Обдумаем мы еще это дело… — пробормотал Дедобор и, хитро прищурясь, глянул на Одда. — Только вот тебе мое слово, княже! Если девку возьмем, то дележ наоборот: тебе приданое, мне невеста! Или ищи себе других товарищей!
— Мне все равно, кому достанется девушка! — заверил его Одд. — Лишь бы эта ценная заложница попала в наши руки, а мы с тобой действовали заодно, и тогда никто в этой части света не сможет противостоять нам!
За то и выпили.
Глава 17
Почти всю дорогу по Шелони и Черехе Велемила ехала через сплошной праздник. До Купалы оставалось всего ничего, в селениях по берегам готовились встречать самый длинный день в году — по вечерам молодежь жгла костры на высоких местах, водила круги, затевала игрища. О том, что молодому князю везут невесту, все здесь знали заранее и принимали ее с почетом. В долгожданной женитьбе князя, да еще на Купалу, в древнейший свадебный срок, видели знак особого благоволения богов и ждали от предстоящего года всего самого наилучшего. Правда, и здесь на нее отчасти падала тень сестры: между кривичами давно бродили слухи, что-де князь Вольга намеревался взять в жены Огнедеву, и людям думалось, что именно ее он и ждал три года: Велемилу путали с Дивляной.
Участвовать в игрищах она пока не могла — не следовало снимать паволоку, избегая дурного глаза в самый опасный, переломный отрезок жизни. Тем не менее ее чествовали как богиню, которой «Солнце косу плетет, Месяц двор метет», и Велемиле уже казалось, что где она пройдет, там цветы расцветают. Жаль только, самой ей этого из-под проклятой паволоки не видно. Зато хорошо, что никто не видел ее унылого лица. Едва ли кто поверил бы, что молодая, знатная, красивая невеста такого же молодого, красивого и удалого князя, три года ждавшая свадьбы, по пути к нему испытывает что угодно, но только не радость.
На волоке между Узой и Дубенкой посольство столкнулось с дружиной Одда, который ехал им навстречу, в Ладогу, чтобы успеть на собственную свадьбу. Велемила обмерла, услышав от Боживоя, что «князь Ольг здесь». Сейчас она увидит Стеню… в последний раз… Или не увидит. Скорее всего нет — сговоренной невесте следует как можно меньше попадаться чужим людям на глаза, избегая порчи. Она будет сидеть в душной избе, зная, что Стеня где-то совсем рядом… может быть, даже в нескольких шагах от нее — бродит возле избы, надеясь ее увидеть. Пренебрегая приличием, она несколько раз выглядывала в заволоку, видела кое-кого из дружины Одда, но ни Стени, ни кого-то из его десятка не приметила. Сам Одд только передал ей поклон через Боживоя, заверил, что жених ждет ее не дождется, но о встрече не просил, уважая обычай. Из разговоров Боживоя и Ждислава Велемила поняла, что Одд и Вольга затевают какой-то совместный поход и что у них теперь назначена встреча после Купалы на южном берегу Ильмерь-озера, во Взваде, где устье Ловати.
А наутро, когда ее снова собрали в дорогу, халейгов Одда уже не было на волоке. Вот так она и разминулась со своим улетевшим счастьем, даже не повидав его напоследок. Стояло чудное утро, ясное, росистое, зелено-жемчужное, свежий воздух, напоенный духом расцветающих трав, хотелось пить, как березовый сок, мир был приветливо распахнут на все четыре стороны… вот только ее сердце стремилось назад, вдогонку за тем, кого уже никогда не догнать. У него теперь свои дороги.
И все-таки они не успели. Дни хоть и длинные, но и дорога дальняя. Настал купальский вечер — светлый, залитый невесомыми, прозрачными сумерками, и полная белая луна висела, отчетливо видная, прямо в самой середине блекло-голубого небосклона. До Плескова оставалось еще два перехода. Если бы князь Вольга догадался выехать навстречу, то купальская ночь и стала бы их свадьбой — в духе древних обычаев, которые скрепили бы семейный союз не менее прочно, чем все пиры и обряды. Но он не догадался. Боярин Боживой до последнего вел обоз по Черехе, все надеясь увидеть впереди княжеские лодьи и сдать невесту с рук на руки, пока не миновал велик-день, свадьба Лады и Ярилы. А по берегам уже сплошной цепью горели высокие костры, словно сама земля надела огненное ожерелье, бьющее в небо пламя отражалось в воде, по которой плыли венки и просто охапки травы и цветов.
Наконец на берегу показалось довольно большое село — дворов из пятнадцати, широко разбросанных у реки и дальним краем уходящих вдоль густо заросшего глубокого оврага. С другой стороны, за лугом, темнел лес — березы, ели, орешник, кустарник. Лаяли собаки, но оживления возле изб не наблюдалось: видно, жители уже были на какой-нибудь Красной Поляне или Ярилиной Плеши — как тут у них называлось старинное место весенних праздников.
— Глызичи, — кивнул на него Боживой. — Ну, пристаем, делать нечего.
— Не на воде же Купалу встречать, — согласилась дружина.
— А можно и на воде обождать, пока девки купаться пойдут! — засмеялся кто-то.
— Все бы тебе, Вертёшка, по девкам! — с досадой отозвался Боживой. Он никак не мог пережить, что молодой князь упустил случай справить свадьбу в самый подходящий для этого день года, и винил себя, что не поспел, хотя его вины в этом не было.
— А как же, отец! Сегодня день такой! — воскликнул Вертёшка, молодой бойкий парень, и запел:
Все гребцы в лодье охотно подхватили:
Так, под песни, и причалили. Велемила встала, ожидая, что ее кто-нибудь поднимет на руки и перенесет на сухое. Снять паволоку она могла только в доме, поэтому пока понятия не имела, где они
