— Что правда, то правда, — сказал незнакомец, рассмеявшись, — а ведь это был я.
— Вы?! — воскликнул Куртомер. — Не может быть, я узнал бы вас.
— Я сильно изменился. Ведь меня одевали по-китайски, у меня была накладная коса…
— Да… Теперь, когда я вижу вас вблизи, мне кажется, я узнаю в вас того негодяя.
— О! Не зря я надеялся, что вы меня узнаете, — прошептал бывший рулевой, не обратив внимания на странный комплимент. — И вы понимаете, почему я сказал, что вы спасли мне жизнь.
— Теперь я вспомнил, что мне очень хотелось вас повесить, — холодно ответил Куртомер.
— Я на вас не сержусь. Это совершенно естественно: я служил лоцманом у пиратов и не скрывал, что я европеец. Сначала вы приняли меня за дезертира с какого-нибудь судна.
— И заковал вас в кандалы.
— Но, когда вы меня спросили, я рассказал вам свою историю, и вы мне поверили. И я никогда не забуду, как в Сайгоне вы защищали меня перед морской комиссией.
— У вас память лучше, чем у меня. Я припоминаю, что вас оправдали за недостатком доказательств, а совсем не потому, что я вас защищал. Меня вызвали дать показания; я сказал, что вы сдались без сопротивления и что я считаю ваш рассказ правдивым.
— Он и был правдив, капитан. Если бы они сомневались, они осудили бы меня.
— Гм! Кажется, китайцы уверяли, будто вы прекрасно говорили на их языке и очень охотно отправились с ними. Они утверждали, что вы сдали им судно, на котором плавали.
— Они лгали.
— Я не спорю. Никто не мог дать показаний против вас, потому что китайцы зарезали всех ваших товарищей. Вас освободили, и хорошо сделали. Но это не значит, что ваше общество мне приятно.
— Я не хочу вам его навязывать, — ответил моряк, сменив тон. — Я узнал вас в кофейне и хотел воспользоваться случаем, чтобы поблагодарить, поскольку не успел сделать это раньше. Когда меня освободили, вас уже не было в Сайгоне. Но мне ничего не нужно.
— Вы, я вижу, разбогатели, — заметил Куртомер, окинув моряка взглядом.
— О да! Я перевозил индийские товары в Иль-де-Бурбон и Иль-де-Франс, заработал много денег и теперь могу жить в Париже на широкую ногу. Не скрою: я приехал сюда развлечься.
— Тем лучше для вас! Но я все же не понимаю, зачем вы заговорили со мной.
— Чтобы выразить вам свою признательность. Я не хотел бы настаивать, но не позволите ли вы мне остаться здесь?
— Елисейские Поля принадлежат всем, — ответил Куртомер, повернувшись спиной к навязчивому соседу.
Жак рассчитывал, что тот оставит его в покое, но ошибся. Бывший пленник пиратов замолчал, закуривая огромную сигару, но, выпустив несколько клубов дыма, с невозмутимым видом продолжал:
— Извините меня, я воображал, что моряки могут обойтись без формальностей. В доказательство того, что я не первый встречный, хочу сообщить, что у меня здесь есть друзья, которые могут за меня поручиться. Я назову одного. Он миллионер и очень известен в Париже. Это барон Мотапан. Вы, вероятно, о нем слышали.
Куртомер раскрыл было рот, чтобы послать ко всем чертям друга барона и самого барона Мотапана, но в этот момент кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел Альбера Дутрлеза.
— Это ты! — воскликнул он. — Как кстати!
— Мне кажется, отсюда очень хорошо видны экипажи, — сказал Дутрлез.
— Да, место хорошее. Но соседи бывают невыносимыми. Пойдем.
Отставной лейтенант взял под руку своего приятеля и потащил его к аллее так поспешно, что опрокинул два стула. Человек в матросской шляпе, вероятно, признал свое поражение, во всяком случае за Куртомером он не пошел, лишь окинул Дутрлеза внимательным взглядом, пожал плечами и повернулся к дороге.
— Кто это говорил с тобой о моем хозяине? — с любопытством спросил Альбер.
— А! Ведь дом, где ты живешь, принадлежит Мотапану! — воскликнул Жак. — Но откуда богач может знать этого типа, который надоедает мне уже целый час?
— Я не удивляюсь, что он знаком с Мотапаном. Между ними даже есть некоторое сходство… Но откуда он знает тебя? Вы ведь из разных сословий…
— Представь себе, он бывший матрос, которого я встретил в Кохинхине пять лет назад.
— Ты, стало быть, знался там с матросами?
— О! Это целая история. Он был на принадлежавшей пиратам китайской джонке, которую я потопил.
— И поэтому ты с ним подружился, — смеясь, сказал Альбер.
— Вовсе нет! Моей первой мыслью было повесить его. Естественно, он возражал. Он уверял, что разбойники пощадили его с условием, что он станет у них лоцманом. Я привез его в Сайгон, где передал морским властям, которые не нашли против него веских улик и отпустили на волю.
— И ты встретился с ним опять?
— Случайно, в кофейне «Посланники», где он завтракал как принц. Мне тогда уже показалось, что я видел где-то эту неприятную физиономию. Потом я ушел и забыл о нем, а он меня нашел и сел рядом. У него хватило наглости напомнить мне о своих приключениях — якобы для того, чтобы поблагодарить за спасение от петли, которую, я думаю, он заслужил… И он уверяет, что твой хозяин — его друг. Ну, говорят же, что Мотапан приобрел свои миллионы неизвестно где. Может, он плавал по морям с моим кохинхинцем.
— А как ты объяснишь то, что завтракал на Елисейских Полях, в то время как должен был ждать меня?
— Как! Ты был у меня?
— Я сейчас оттуда.
— Стало быть, ты не получил мое второе письмо?
— Нет. Я вышел в одиннадцать часов. Торопился на встречу, которую ты назначил.
— Узнаю моего Альбера! Такие друзья, как ты, теперь редкость.
— Мне нетрудно оказать тебе услугу. Ты всегда расплачиваешься очень аккуратно. Говори, сколько тебе надо, я знаю, что ты много проиграл.
— Откуда ты это знаешь?
— Я видел одного человека, который был в клубе. Он сказал, что ты проиграл двадцать пять тысяч.
— Двадцать четыре тысячи шестьсот. Бьюсь об заклад, что это был твой сосед Анатоль Бульруа.
— Нет! Я бегаю от него как от чумы. Сегодня он возвращался, когда я выходил из дома. Мы едва кивнули друг другу.
— Я тоже видел его за завтраком в кофейне «Посланники»… И поступил так же, как ты, — отвернулся. Но вернемся к деньгам: я передумал и обойдусь без них. Я ничего не должен, потому что не играл на слово, и сэкономлю, пожив у тетки месяца два или три. Старик, побереги свои деньги для лучшего случая.
— Они наверняка пригодятся в очень скором времени, — смеясь, сказал Дутрлез. — Не думаю, что ты надолго сохранишь благоразумие. Да и не один ты проигрался…
— Посмотри, вон в том экипаже, — перебил Куртомер, сжав руку своего товарища, — сидит хорошенькая девушка, которую мы никогда здесь не видели!
— Та брюнетка в меховой шапочке?
— Да, она еще делает знаки какому-то господину.
— Вижу. Знакомое лицо. Она похожа на… Да это же Лелия!
— Что за Лелия? Я встречал это имя в одном скучном романе.
— Лелия Маршфруа, дочь моего консьержа.
— Стало быть, это дебют. В самом деле, ты мне говорил, что ее почтенный отец готовит ее для сцены. Она пробьет себе дорогу! У нее уже есть экипаж.
