Дутрлез.
— Вероятно. Да она у него и не была. Я видел, что она спустилась, миновав первый этаж.
— Она тебя узнала?
— Конечно! Я поклонился, и она ответила на мой поклон. И я даже заметил в ее глазах симпатию к тебе. Я был удивлен, — я-то думал, что мадемуазель Кальпренед знает о ночном приключении и проклинает тебя. Но ручаюсь, она на тебя не сердится. В ее взоре я ясно прочел: «Жаль, что я не могу пойти вместе с вами к вашему другу!»
— Это лишь твои фантазии. Но речь не о том. Что ты думаешь о деле Жюльена?
— Я не сомневаюсь, что украл он, — прямо ответил Жак де Куртомер.
— И ты думаешь, его осудят?
— Определенно!
— А я уверен, что он не виновен.
— Ты влюблен в его сестру, мой бедный друг. Любопытно, на чем основывается твоя уверенность?
— На фактах. Жюльена не было дома в то время, когда я встретил человека на лестнице. Жюльен вернулся гораздо позже.
— Это он так говорит.
— Он это докажет. И потом, должны же меня допросить как свидетеля!
— Ты же заявил, что откажешься давать показания.
— Я передумал. Напротив, я скажу все, что знаю. Скажу, например, что тот человек не мог быть Жюльеном. Я не видел его в темноте, но чувствовал, что он выше Жюльена, а главное — сильнее. Вчера утром у меня на руке еще оставался след от пяти железных пальцев, а у Жюльена руки как у женщины, и он не смог бы сжать ее с такой силой.
— Ты не прав! Он худощав, но крепок, как все Кальпренеды.
— Есть еще одно веское доказательство в его пользу: в квартиру его отца влезают не впервые.
— Он говорил об этом в фиакре по пути в префектуру, но я не придал значения его словам.
— А мне он рассказывал, что несколько раз, вернувшись утром домой, замечал некоторый беспорядок: опрокинутую мебель, открытые ящики…
— И ты веришь этим россказням?
— Конечно!
— Правда это или ложь, Жюльен напрасно говорит об этом: это может скомпрометировать его сестру.
— Мадемуазель Кальпренед выше клеветы.
— Согласен, но квартира, в которую входит кто и когда угодно, — неподходящее жилище для молодой девицы. К счастью, в рассказах этого юноши нет ни слова правды. Готов поспорить: он все выдумал, чтобы отвести от себя подозрения.
— Хочешь знать мое мнение? Я думаю, что обворованный и вор — одно и то же лицо.
— Объясни!
— Другими словами, я думаю, что сам Мотапан принес ожерелье в квартиру Кальпренеда.
— Но это нелепость! Он так дорожит своими камнями, что не расстанется с ними.
— Он знал, что эти камни не потеряются.
— Но зачем было нести их к Жюльену?
— Чтобы его обвинили… чтобы погубить его.
— А что ему сделал Жюльен? Занял у него денег? Тем более не стоило сажать его в тюрьму.
— Он сердит не на Жюльена, а на его отца.
— Разве отец не платит за квартиру?
— Ты всегда шутишь серьезными вещами… Пора тебе узнать, до чего дошла дерзость Мотапана: он имеет виды на мадемуазель Кальпренед. Хочет жениться на ней.
— Он сошел с ума! В его годы! С его наружностью!
— Он честолюбив. Несмотря на богатство, он так и не смог войти в хорошее общество, а для зятя графа де ля Кальпренеда все двери будут открыты.
— Очень может быть! Так ты предполагаешь, что он просил руки мадемуазель Арлетт и ему отказали?
— Никто мне этого не говорил, но я уверен.
— И он в отместку придумал такую гнусность?
— Этот человек способен на все!
— Мне кажется, раньше ты был о нем лучшего мнения.
— Я его не знал. Теперь я все понял.
— Каким же образом, по-твоему, он мог войти ночью к Кальпренеду?
— Очень легко! До пятнадцатого октября он занимал квартиру графа и мог оставить ключ у себя. Не знаю, как объяснить, но я убежден, что это был он.
Жак хотел возразить, но тут на цыпочках вошел камердинер Альбера и сказал своему господину, что какая-то дама желает с ним говорить.
— Какая дама? Я никого не принимаю, — резко ответил Дутрлез.
— Дама под вуалью… однако… мне кажется, я ее узнал.
— Дама под вуалью? — пробормотал Жак де Куртомер. — Как некстати!
— Почему же вы не назовете ее, если знаете, кто она? — нетерпеливо спросил Дутрлез.
— Вы меня извините, — ответил камердинер, — но мне показалось, что эта дама одного роста с мадемуазель Кальпренед.
— Этого не может быть!.. Вам показалось!
Альбер был очень взволнован и не мог скрыть этого.
— Есть очень простой способ узнать — принять ее, — сказал Жак. — Она желала видеть господина Дутрлеза одного?
— Напротив… Она спросила, не здесь ли господин Жак де Куртомер.
— Если так, я могу остаться, — решил Жак, глядя на Дутрлеза, который поспешно сказал камердинеру:
— Просите даму войти.
Камердинер отворил дверь курительной, где сидели друзья, и удалился. Вошла женщина в черном и под вуалью. Влюбленному Альберу ничего не стоило узнать ее.
— Как благодарить вас за оказанную честь и доверие?! — воскликнул он.
— Я знаю, что поступаю дурно, но я не выдержала, — сказала Арлетт, открывая свое кроткое личико. — Вчера вечером арестовали Жюльена… Отец сказал мне кое-что… чему я не хочу верить.
— Надеюсь, он не говорил, что я — причина его несчастья! — воскликнул Дутрлез.
— Причина невольная, конечно! Но я не знала, что ответить… Я пошла помолиться богу, попросить у него помощи… и после молитвы мне пришла мысль обратиться к вам. Я встретила месье Жака де Куртомера и предположила, что увижу его здесь. Это придало мне смелости, и я решила поговорить с вами. Умоляю вас сказать мне всю правду.
— Я сам ничего не знаю… я знаю только то, что рассказал мне Жак… он был с Жюльеном, когда случилось это несчастье.
— Тогда я спрошу вас, милостивый государь. Ведь вы — племянник лучшего и самого старого друга моего отца. Возможно ли, чтобы Жюльена судили как преступника?..
— Не скрою, — произнес Жак, — что все против него, но надеюсь, его оправдают.
— Нет, не оправдают, если его друзья не помогут доказать, что он не виновен. Вы его друг?
— Я прежде всего друг ваш и Альбера Дутрлеза, который готов сделать для вас все. Значит, вы можете располагать мною.
— Благодарю, — ответила девушка просто, — мы втроем спасем его.
— Я отдам жизнь, чтобы спасти Жюльена, — с жаром сказал Альбер.
— Но вы не знаете, что нужно делать. А я знаю, но не могу сделать этого без вас.
— Говорите, заклинаю вас!
