невиновность Жюльена?
Дутрлез молчал, но по его лицу было видно, что он сомневался в затее своего друга.
— Действительно, — ответил Жак де Куртомер, — полицейский комиссар сначала считал Жюльена виновным. У меня самого были сомнения. Я присутствовал при аресте вашего сына, я провожал его до тюрьмы, и, признаюсь, его ответы не казались мне убедительными. Ничего удивительного, что человек, обязанный искать преступника, дал показания против него. Но теперь он думает иначе.
— Откуда вы знаете?
— Знаю, потому что он сам мне сказал об этом.
— Ты его видел? — воскликнул Дутрлез.
— Я провел час в кабинете комиссара, прежде чем ехать к тебе. Еще вчера вечером я понял, что он добрый человек… Каждый раз, когда Жюльен говорил то, что могло ему повредить, полицейский предупреждал его об этом. Словом, после разговора с Адрианом я поехал к этому комиссару. Он знал, что я брат следователя, и принял меня прекрасно, а я сообщил ему, что украденное ожерелье отдано в канцелярию. Это была важная деталь, поскольку подозревали, что Жюльен продал его или заложил. После этого я рассказал ему все… Что Мотапан — человек подозрительный… Что он не расположен к семейству Кальпренедов… Повторил рассказ Жюльена — о том, что по ночам в его комнату несколько раз входили… Сообщил, что мы намерены выследить ночного злоумышленника. Комиссар одобрил наш план. Он даже сказал, что был бы рад стать свидетелем этих странных ночных прогулок. Я воспользовался этим и спросил, где и как его найти, если понадобится помощь. Так что осталось только привезти его сюда.
— Но теперь он спит, — прошептал граф, — и прежде чем окажется здесь…
— Он будет здесь через двадцать пять минут. Комиссар все вечера проводит в клубе. Его закрывают в два часа, я еще успею до закрытия. Комиссар обещал поехать со мной. На улице меня ждет фиакр, а клуб находится на улице Миромениль. Это в двух шагах. Я бегу. Вы позволите мне взять с собой Альбера?
— Месье Дутрлез совершенно свободен, — холодно ответил отец Арлетт. — Я, однако, желал бы, чтобы он вернулся: нам надо объясниться.
— Не будем терять времени. Пойдем, мой друг, — сказал Жак, подталкивая Альбера к двери.
Они выбежали на лестницу, такую же темную, как и прежде, благополучно спустились, но вынуждены были задержаться у выхода по прихоти Маршфруа. Потом пришлось будить кучера, спавшего на козлах. Друзья сели в фиакр и быстро покатили по нужному адресу.
Дутрлез был ошеломлен всем происшедшим, а Куртомер потирал руки.
— Ну что? — воскликнул он. — Что ты думаешь о моей тактике?
— Без тебя ничего бы не получилось, — ответил Дутрлез, — Мотапан от меня ускользнул бы. Или же выпутался бы. И я не смог бы доказать, что он входил в квартиру графа.
— Между тем теперь он в плену, и мы его уличим. Но скажи, граф пришел, пока ты был в карауле?
— Нет, когда я уходил, он услышал шаги и схватил меня за шиворот. К счастью, я увидел огонек твоей свечи, сказал об этом графу, и он согласился посмотреть… Повторяю, ты один спас Жюльена.
— Будь спокоен, мой друг, вся слава достанется тебе. Отец не знает, что мадемуазель Арлетт дала тебе ключ?
— Надеюсь, он никогда об этом не узнает, по крайней мере не от меня.
— Мы что-нибудь придумаем, если он станет к тебе приставать. Скажем, что ты встретил Мотапана у дверей и вошел за ним. Мы не выдадим мадемуазель Кальпренед. Она сама признается отцу… накануне вашей свадьбы.
— Этого никогда не случится, — возразил Дутрлез.
— А я считаю, что твой брак уже наполовину дело решенное! Я буду помогать вам всеми силами и уговорю тетушку меня поддержать… Приехали! Посмотрим, открыт ли клуб. Да, свет горит, я пойду. Жди меня в фиакре, через пять минут я приведу комиссара.
Жак открыл дверцу и спрыгнул на тротуар. Оставшись в одиночестве, Дутрлез пытался собраться с мыслями. Впрочем, Жак почти тотчас вернулся, сопровождаемый комиссаром. Куртомер втолкнул его в фиакр, вскочил сам и крикнул кучеру, чтобы тот скорее ехал на бульвар Гаусман.
— Представляю вам месье Дутрлеза, моего друга, — проговорил он, обращаясь к полицейскому.
— Знаю, — ответил комиссар, — это тот господин, который встретил вчера ночью человека с ожерельем. Вы уверены, что лунатик — барон Мотапан?
— Совершенно! Вы сами увидите.
— И допрошу, обещаю. Я всегда был дурного мнения об этом человеке. Неизвестно, как он сделал свое состояние.
— Должно быть, он был пиратом. Я знаком с одним из его друзей.
— Я упомяну об этом в докладе… А пока я рад оказать услугу брату уважаемого мною чиновника судебного ведомства, исполняя при этом и свои обязанности.
— Адриан уже не служит в судебном ведомстве. Он сегодня подал в отставку.
— Печальное известие!
— Он уходит из-за этого злополучного дела. Наша тетка — хороший друг графа де ля Кальпренеда, и Адриан боялся, что его могут заподозрить в личной заинтересованности.
— Но, если этот молодой человек будет оправдан, ваш брат, возможно, изменит свое намерение.
— Очень может быть, — задумчиво проговорил Жак де Куртомер.
— Ах, поверьте, если бы это зависело от меня…
— Мы приехали, — перебил Жак комиссара.
«Боже мой, — подумал Дутрлез, когда фиакр остановился у подъезда, — только бы в наше отсутствие этот ужасный Мотапан не проснулся! Ради спасения он способен на все».
Выйти из дома Мотапана было непросто, но еще труднее было войти туда. Куртомер долго звонил, но дверь не открывали. Маршфруа не привык реагировать по первому зову. Но Куртомер звонил так настойчиво, что чуть не сломал звонок. Наконец, хмурый консьерж открыл дверь.
— Куда вы идете? — спросил он Куртомера. — Сейчас не время для визитов, в доме все спят.
— Кроме меня, — сказал появившийся за другом Дутрлез. — Пожалуйста, дайте мой подсвечник. Не хочется сломать шею на лестнице.
— Как! Это вы? — заворчал Маршфруа. — Но вы вышли двадцать минут назад!
— И вернулся. Думаю, что имею на это право, — ответил Дутрлез, зажигая свою свечу от лампы консьержа.
— Вы — да… Но эти господа…
— Я его друг, любезный месье Маршфруа, — насмешливо проговорил Куртомер, — а этот господин — полицейский комиссар. Не собираетесь ли вы помешать ему войти в дом, вверенный вашему надзору достопочтенным месье Мотапаном?
— Этот господин? — воскликнул Маршфруа. — Вы шутите, молодой человек! Я знаю комиссара нашего квартала.
— Я комиссар судебных учреждений, — перебил тот, — и приехал как официальное лицо.
— А!.. Прекрасно!.. Понимаю, вы приехали по делу сына Кальпренеда… может быть, для того, чтобы арестовать его отца?! Это было бы недурно! Все эти дворяне — реакционеры и воры.
Комиссар, не посчитав нужным отвечать на эту тираду, уже шел по лестнице, но Жак не удержался и сказал:
— Любезный Маршфруа, вы заявили, что господа Кальпренеды — реакционеры. Вы имеете на это право. Они не скрывают этого, так же как и я. Но вы назвали их ворами, а это непозволительно; если бы я так не торопился, я бы вас проучил.
— Хотелось бы мне на это посмотреть, — проворчал консьерж, отступая в сторону.
— Посмо`трите, месье Маршфруа, скоро посмо`трите. А пока я скажу лишь, что вы негодяй.
— Милостивый государь!.. Я буду жаловаться!
— Жалуйтесь, Маршфруа, жалуйтесь вашему домохозяину.
— Жак! — позвал Дутрлез. — Что это ты вздумал устраивать сцену в такую минуту?
— Он раздражает меня, и я не сдержался.
— Поспешим, господа, — вмешался комиссар.
