вообще не хотелось признавать сам факт его существования (хотя оно всегда ощущалось рядом, подкарауливая меня, когда он надолго замолкал в моем присутствии, или пропадал в кабинете целыми днями, или даже хмурил свои черные брови). Я притворялась, что ничего этого не было. Я была сильной и бодрилась, вот только настал момент, когда силы у меня кончились. Но даже тогда я берегла свою слабость и пессимизм для тех минут, когда мы с Брюсом находились наедине. Всем остальным я по-прежнему казалась идеальной счастливой матерью.
Когда я была маленькой, меня страшно бесила одна особенность матери: то, как она подходила к телефону. Даже если у нас был скандал и она орала на меня, если в тот момент звонил телефон, она брала трубку и сладчайшим мелодичным голоском про-певала: «Алллёё!» Остальному миру необязательно было знать, что на самом деле творится на том конце провода.
16. Баласана[29], часть 4
Мы приехали на парусной лодке. На этот остров не ходили паромы. Около сотни людей, живущих на острове Стюарт или проводивших там лето, должны были добираться туда собственным транспортом. Мы бросили якорь в маленькой бухте и все вчетвером — мама, Ларри, Дейв и я — сели в лодку и погребли к крошечному пляжу с мокрой серой галькой. Над нами простирались выгоревшие холмы. Я чувствовала себя героиней программы «Клуб путешествий».
Мы с Ларри затащили наш ялик на берег. Он повел нас по крутой тропинке. Птицы не пели, только резко голосили чайки, что нас почему-то смешило. Над нашими головами молча кружили ястребы. Пахло солью и травой. Ветра не было, но в воздухе ощущалось какое-то движение. Покрытый мертвой травой и голыми серыми камнями склон был желтым и бугристым. Меж камней росли корявые земляничные деревья с фисташковой корой, покрытой оранжевым лишайником, который отслаивался, обнажая лимонно-зеленый ствол.
Тропинка вывела на поляну. На ней стояла такая тишина, что казалось, был слышен даже шум растущих деревьев. Слева был лес. Справа — ничего. Лишь вода в сотне ярдов под нами и гребешки волн.
— Граница проходит там. — Ларри махнул рукой в сторону залива. — Огибает весь остров и заканчивается с другой стороны, у пролива Джонс.
Мы зашли в лес и побежали по тропинке, которая вывела нас на узкую проселочную дорогу. Воздух пах старой плесенью, запах был как в библиотеке. Мы свернули с дороги на тропинку, достаточно широкую для телеги или тачки, но слишком узкую для автомобиля. Она была вытоптана идеально ровно. Ленточка атласной глины змеилась меж корней, огибала деревья, поднималась и шла под откос — целая история, написанная колесами и стопами. Дальше шла еще одна узкая проселочная дорога, переходящая в такую же утоптанную тропку.
Потом лес вдруг резко заканчивался, и взору открывались се-ро-зеленые быстрые воды пролива Джонса. Лес здесь был редким — пара земляничных деревьев, корявых и одиноких в клочковатой траве. Тропинки не было — просто сплошной травянистый склон, спускавшийся к скалистому пляжу и проливу. Мы прошли остров насквозь, от одного берега к другому, и всё это было нашей собственностью. Между берегами раскинулись леса, гигантские скалы и старые фруктовые сады. Мы видели узкие оленьи тропы, вьющиеся меж мшистых камней. Крошечные луга, уставленные камнями, как мебелью. Мне было десять лет. Я как будто вернулась домой.
Мама, Ларри и Дейв пошли обратно, на другой конец острова.
— Могу я сама погулять? — спросила я.
— Дорогая, ты заблудишься, — ответила мама.
— И что? — возразил Ларри. — Это же остров. Рано или поздно найдет обратную дорогу. Надо просто идти, пока не выйдешь к берегу.
И они ушли, фантазируя вслух о том, где построят дом и когда можно будет начать строительство. Я же осталась на пляже. Этот пляж не был моим на сто процентов. Он принадлежал Ларри. Но я на нем чувствовала себя королем. Не королевой с ее половинчатой властью, которой можно пользоваться лишь время от времени. Нет, полноправным королем, владыкой.
Я прогулялась по лесу. Вышла на узкую оленью тропку, вьющуюся меж деревьев. Ветки цеплялись за волосы, но я всё шла. Одна опушка, потом другая. На каждой из этих опушек творились какие-то сказочные дела, я была уверена, — здесь не могли жить просто люди. Так я и брела от пролеска к пролеску, словно зачарованная. Я заблудилась, но мне не было страшно. Я словно очутилась в том месте, где время замерло и страха не существовало. Меня всё дальше увлекал таинственный рисунок острова. Лес, опушка, лес, опушка. Я могла бы идти так вечно. Одна, блуждая.
Я вышла к гавани и вдалеке увидела нашу лодку. Мне оставалось лишь пройти вдоль утеса и отыскать ту бухту, где мы причалили. Я петляла по тропинкам, взбираясь на камни и перепрыгивая через поваленные деревья, пока наконец не спустилась к галечному пляжу. Ялика не было. Я покричала, и Ларри приплыл за мной. Мы вместе погребли назад, молча и слаженно.
Мы переехали в заброшенный сарай на берегу наших новых владений. Маме с Ларри досталась кровать в углу, где мыши устроили гнездо. Мы с Дейвом жили в большой палатке на улице, где валялись в спальниках всё утро и читали. Свет, проникавший сквозь тканевые стенки, был оливково-зеленым и болотным даже в самые солнечные дни.
Следующие несколько лет прошли в заботах. Ларри основал свою компанию по буксировке судов. Построил дом. Однажды посреди ночи, в прилив, мы переправляли доски для нашего будущего дома с буксира на берег — на отрезанном от всего мира острове не было ни склада, ни лесопилки. Были лишь домики и маленькая школа, где преподавала Луиза Брайант, подружка коммуниста Джона Рида, до того как стать революционеркой. Это ее в фильме «Красные» играла Дайан Китон.
Я стояла по пояс в ледяной воде залива и толкала к берегу громадные брусья двенадцать на двенадцать. Стоя в воде и делая полезное дело, я чувствовала себя свободной, храброй, особенной. Ларри говорил, что будет весело, и не обманул.
Нас затянула островная жизнь. Вскоре после нашего приезда Стэн и Мими тоже решили переехать туда со своим прекрасным тихоней малышом, которому к тому времени исполнилось два. Они арендовали у нас часть пляжа и построили там вигвам. Весь остров был музеем излюбленных сооружений хиппи: вигвамы, сараи, башни, шалаши, жилые лодки, лесные хижины, шатры на деревянных платформах. И жили на нем парочки вроде Стэна и Мими. Разумеется, в точности таких, как Стэна и Мими, не было, в том-то и весь интерес: все местные пары были со странностями, но каждая уникальна в своем роде, со своими тараканами и причудами. Для меня они были как коллекционные куклы. Я их обожала. Салли и Билли — у них были золотые руки, и они мастерили прекрасные вещи. Салли сажала тимьян в трещинах плит дорожки и вязала свитера с головокружительными орнаментами. Марк и Джен были злые и сидели на наркоте, это сразу было ясно. Эрик с Анникой — добродушные, но чопорные, как квакеры, — жили на другой стороне острова и потому были для нас загадкой. Конни и Джим — приличные, нормальные люди, и как их сюда занесло? Адам с Гасом жили бобылями в лесу, каждый в отдельном доме, и оба пребывали в депрессии, только Адам был по-доброму грустным, а Гас обозлился на весь мир.
Местными патриархами были Туте и Норм, бывалая старая пара. Им принадлежал самый красивый участок земли на островах Сан-Хуан, по крайней мере, все так говорили: острый длинный мыс, на котором были и луга, и пастбища, и леса, и пляж. На участке Туте и Норма всё было по высшему разряду. Туте была наполовину индианкой из прославленной семьи Шевалье с острова Спиден, и Норм всегда обращался с ней как с невестой в день свадьбы. Уверена, что на самом деле они наверняка не были идеально счастливой парой, но мне всегда такими казались. Они еще помнили годы в начале XX века, когда индейцы хайда приплывали из Канады и разбивали лагерь на островах Сан-Хуан.
Я целыми днями бегала по гостям, никогда не задумываясь о том, ждут меня или нет. Бродила от одного маленького домика к другому. Все другие мамы были моложе моей — примерно одного возраста с
