Минута шла за минутой, но Дерек продолжал сжимать ее в своих руках. Охранник, который поначалу хотел сделать им замечание, заметил немое отчаяние в позе женщины и, ничего не сказав, повернулся к ним спиной. Постепенно Сабрина стала успокаиваться.
— У тебя есть в сумочке платок? — спросил Дерек. Когда она молча кивнула, он вынул из сумки, висевшей у нее плече, бумажный платок и протянул ей.
У Дерека не было почти никакого опыта по части общения с плачущими женщинами. Для этого требовалось прежде всего терпение, а его как раз Дереку всегда не хвало. По этой причине, когда какая- нибудь его знакомая плакала, он обыкновенно удалялся, предоставляя женщине возможность утешаться и осушать слезы самостоятельно, кроме того, Дерек цинично считал, что женщины пользуются слезами для достижения своих целей, а потому не обращал на них особого внимания.
Но так было до встречи с Сабриной. Теперь он понимал, почему прежде уходил от плачущих женщин. Так было проще всего. Легче видеть в женских слезах некую уловку, чем попытаться разобраться в их причине. До сих пор, по крайней мере, у Дерека не было ни времени, ни желания выяснять, почему женщина плачет.
Но теперь у него было и то, и другое.
Не говоря ни слова, он повел Сабрину к скамейке и помог ей сесть. Затем, усевшись так, чтобы видеть ее лицо, он стал большим пальцем гладить тыльную сторону ее ладони.
— Ну как все прошло? — негромко спросил он. Дерек знал о принятом ею решении и о том, что она приехала к ему из Вермонта.
С минуту помолчав, она последний раз всхлипнула и заговорила:
— Когда слезы застилают глаза, а тебе предстоит проехать двадцать миль по плохой проселочной дороге, и ты ее тем не менее благополучно преодолеваешь, невольно начинаешь верить в то, что кто-то там, наверху, о тебе заботится. — Понизив голос до шепота, она едва слышно добавила: — Это как-то ободряет. В последнее время у меня появились сильнейшие сомнения в том, что Он существует.
Дереку было хорошо знакомо это чувство. Особенно религиозным человеком он никогда не был, тем не менее существования бога все-таки не отрицал. Было бы слишком грустно сознавать, что человек живет сам по себе — а эта мысль за последние двадцать месяцев не раз уже приходила ему в голову — и никакая высшая сила его не оберегает.
— Лучше всего считать, что все на свете имеет свои причины.
— Это удобно, не скрою. Остается, правда, эти самые причины установить. Почему, к примеру, Ники родился с задержкой в развитии? Если это в наказание, то кто наказан — сам Ники, я или мой муж? Или Провидению просто угодно было обеспечить семейство Гринов новым постояльцем? И при чем здесь ты? Ты-то каким образом вписываешься в эту схему?
— Ну, это просто. Если бы меня не посадили, ты бы гоняла из Нью-Йорка в Вермонт и обратно без отдыха.
— Надеюсь, ты понимаешь, — тихо сказала она, — что, если бы ты был на свободе, я бы с радостью ездила из Нью-Йорка в Вермонт и обратно без всяких остановок.
Сабрица всегда находила верный взгляд и нужное слово, от которых у него становилось тепло на душе. Придвинувшись к ней, Дерек поцеловал ее в щеку и в лоб, а потом, взяв под руку, заставил ее подняться со скамейки и зашагал вместе с ней по закованной в асфальт дорожке.
Они прошли через весь двор и устроились на траве под деревом, после чего Сабрина принялась негромко рассказывать ему о том, что она испытывала, когда отвозила Ники в «Гринхаус». Она поведала ему о доброжелательном отношении к ее ребенку со стороны персонала, а также о чувстве вины, которое продолжало ее снедать. Когда же она заговорила о поселившейся у нее в душе пустоте, глаза у нее снова наполнились слезами.
Дерек оказался хорошим слушателем. Как репортер, он обязан был уметь слушать, но в настоящий момент внимание, терпение и доброжелательство, которые он выказывал, слушая рассказ Сабрины, не имели никакого отношения к его профессии. Они шли от сердца, поскольку Дерек всей душой стремился хотя бы в самой малой степени оказаться Сабрине полезным. Прежде всего, считал он, необходимо избавить ее от чувства вины и поддержать ее в том, то она сделала. Дерек считал ее решение абсолютно правильным и, когда она закончила свое взволнованное повествование, поторопился ей это сказать.
— Доверяй своему сердцу, Сабрина. Ты поступила правильно.
— Я очень на это надеюсь, — пробормотала она и подняла глаза к небу. Потом она снова перевела глаза на Дерека. Он смотрел на нее с таким видом, будто единственным его желанием в этой жизни было любить ее и ласкать.
Сабрина ничего не имела против ласки. Поэтому, когда Дерек распахнул для нее свои объятия, она с радостью в них устремилась. Оказаться в его объятиях было все равно что припасть к домашнему очагу. Его объятия согревали, успокаивали и давали надежду, словно стены родного дома. В его руках она чувствовала себя защищенной от всех бед и напастей.
Дерек взял ее лицо в ладони, слегка приподнял и поцеловал ее в губы. Сабрину поразила нежность этого поцелуя. От мужчины, жившего в удалении от женщин на протяжении двадцати месяцев, можно было ожидать большего напора и даже грубости. Несомненно, чувство, и очень сильное, поцелуй Дерека в себе заключал, но в нем напрочь отсутствовало животное желание обладать ее телом, было много нежности, понимания и сочувствия.
Его губы были теплыми и очень подвижными. Они ласкали и исследовали ее рот и лицо с такой нежной настойчивостью, что дух захватывало. Возбуждение, которое она ощутила, когда их с Дереком уста соприкоснулись, передалось и ему. Его губы стали более смелыми, настойчивыми и дерзкими, и, когда Сабрина подчинилась их натиску и приоткрыла губы, он просунул ей в рот язык и прикоснулся к ее языку.
Чувство, которое при этом испытала Сабрина, было настолько острым и сильным, что испугало ее. Она даже сделала попытку отпрянуть от Дерека, и он сразу же прервал поцелуй.
— Полагаю, сейчас тебе лучше держаться от меня подальше, — прошептал он, нежно целуя ее в кончик носа. — Если ты будешь ко мне прижиматься, боюсь, я могу стать слишком настойчивым и даже грубым.
Сабрина хорошо его понимала. Она видела, как натянулись джинсы у него в паху.
— Может, мне на время отойти? Прогуляться, пока… это… хм… не пройдет?
— Со мной все в порядке, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Но тебе все равно лучше уйти. Смотри, веди машину осторожно.
Она кивнула, но не тронулась с места.
— Уезжай, Сабрина, очень тебя прошу.
Продолжая смотреть на него в упор, она поднялась с того места на лужайке, на котором они расположились, и сделала шаг по направлению к воротам.
— Действительно, мне уже пора, — торопливо проговорила она и направилась по дорожке к выходу. На полпути, однако, Сабрина остановилась и оглянулась. Дерек стоял на прежнем месте, вид у него был сумрачный, но, судя по всему, просить ее, чтобы она вернулась, он не собирался.
Не желая вносить и в без того непростую ситуацию дополнительные сложности, Сабрина повернулась и, уже не оглядываясь, быстрым шагом двинулась к воротам.
Вернувшись в Нью-Йорк, она провалялась в постели почти трое суток. Она не одевалась, не застилала постель, почти ничего не ела. Хотя Сабрина знала, что ее организм пытается взять свое за три года постоянного недосыпания, в этом затянувшемся отдыхе, несомненно, присутствовало желание убежать от действительности. Когда спишь, не надо думать, а думать она как раз и не хотела.
Когда три дня спячки миновали, она вылезла из постели, приняла ванну, тщательно оделась и отправилась на прогулку. Сабрина шла, едва переставляя ноги, лениво оглядывая по сторонам. Несмотря на жару, люди проходили мимо быстрым шагом, торопясь по своим делам, Сабрина понимала, что всем этим людям на нее наплевть, и это действовало на нее угнетающе.
— С другой стороны, Нью-Йорк всегда был таким. Даже когда она училась в Колумбийском университете, ее не покидало чувство одиночества и разобщенности со своими однокурсниками. Впрочем, когда она вышла замуж, ситуация как будто стала выправляться. Первое время Николас частенько
