— Когда ты увидел у него пистолет?
— Я его не видел. Было слишком темно. Но когда расстояние между нами сократилось до десяти футов, мне показалось подозрительным, что он как-то странно держал руки. — Дерек не двигался. Все его тело словно окаменело. Он снова весь был там — на парковочной площадке, заново переживая случившееся. — Я так и не увидел пистолета. Я догадался о его существовании благодаря какому-то странному озарению свыше. Если хочешь, интуитивно. На долю секунды оружие предстало перед моим мысленным взором. — Он вопросительно посмотрел на Сабрину. — Я понятно говорю?
— Я в состоянии себе это представить.
— А вот прокурор так и не смог. — В глазах Дерека промелькнуло отчаяние. — Он спросил меня, почему я в ту минуту подумал именно о пистолете, а, к примеру, не о папке с бумагами, которые этот парень должен был мне передать.
— Но какое это имело отношение к делу?
— Я утверждал, что явился на встречу, не имея ни малейшего представления о том, что меня могут ждать неприятности. Прокурор же говорил, что я догадывался об опасности. В противном случае, заявил он, мне бы и в голову не пришло, что у этого человека может быть пистолет.
— Должно быть, он приравнивает невиновность к глупости, — сухо заметила Сабрина. — Стояла глубокая ночь. Ты был один и без оружия. Только дураку не пришло бы в голову, что дело, возможно, нечисто.
— Но я, Сабрина, ни о чем таком не думал. Все произошло слишком быстро, — Дерек с шумом втянул в себя воздух. — Уж и не знаю как, но я догадался, что у него пушка. Я прыгнул на него и вцепился ему в правую руку. Мы упали, покатились по земле, стали бороться, и тут пистолет неожиданно выстрелил. Этот тип дернулся, перевернулся на спину и больше уже не двигался.
Пульс у него зачастил. Держа руку у него на груди, она чувствовала, как сильно и часто бьется его сердце. Сабрина всмотрелась в его лицо. На лбу у него выступили крохотные бисеринки пота, а в глазах застыл ужас той ночи.
Впервые за время их знакомства Сабрина подумала о том, что Дерек, как ни крути, лишил человека жизни и ему, помимо всего прочего, приходится нести на себе и этот тяжкий груз.
Она обхватила его руками за шею и прижалась к его груди.
— Прости меня за то, что я затеяла этот разговор, — прошептала она. — Я не хотела, чтобы ты снова прошел через все это.
— Я вспоминаю об этом чуть ли не каждую ночь, — глухо сказал Дерек. — Так что разом больше, разом меньше, значения не имеет.
— Мне нужно было понять, как все это произошло.
— Только не вздумай об этом писать.
Сабрина отодвинулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я хочу об этом написать, и ты об этом знаешь.
— А ты знаешь, что я не хочу, чтобы ты об этом писала.
— Будет лучше, если люди узнают о том, что ты думаешь по поводу всех этих событий.
— Ты не знаешь и половины того, что я об этом думаю.
— Я в любой момент готова выслушать твою историю целиком.
— А вот я не готов об этом рассказывать.
— А когда ты будешь к этому готов?
— Очень может быть, никогда.
— Никогда не говори «никогда», Дерек. Позволь мне влечь внимание общественности к твоему делу.
Дерек покачал головой, решительно отметая такую возможность.
— Не позволю. Сейчас, во всяком случае. Твое вмешательство может все испортить. Никто не вернет мне двадцать месяцев жизни, зато я могу заставить кое-кого за это…
Сабрина закрыла ладонью его рот, чтобы не дать закончить эту пугавшую ее фразу. Она даже отрицательно помотала головой, будто пытаясь внушить ему мысль, что месть — не выход. Все напрасно. Стоило ей убрать ладонь с его рта, как он подтвердил свое намерение отомстить.
— Кое-кто сполна за это заплатит, Сабрина. Клянусь тебе!
— Не смей говорить о мести. Даже думать об этом не смей.
— Это почему же? — холодно поинтересовался он.
— Да потому что это опасно.
— Об этом прежде всего следовало думать тому человеку, который замыслил меня убрать, а потом, когда дело не выгорело, воспользовался случаем, чтобы засадить меня в Парксвилл.
— Кто это был, Дерек? Скажи, прошу тебя.
Дерек плотно сжал губы и промолчал.
— Так ты знаешь, кто это? Знаешь? — воскликнула Сабрина.
— Скажем так: я догадываюсь, кто меня сюда упрятал.
— И ты собираешься заставить его за это заплатить, — сердито сказала она, отстраняясь от Дерека. — Что и говорить, великолепная идея. Но знаешь ли ты, что, осуществив это безумное намерение, ты снова можешь попасть в Парксвилл — на этот раз на более длительный срок?
Дерек расправил плечи и сел очень прямо, не касаясь спиной ствола клена.
— Перестань, Сабрина. Я не настолько глуп, чтобы замышлять убийство. Хочешь верь, хочешь нет, но насилия я не одобряю.
— Я поверю в это только в том случае, если ты перестанешь смотреть по сторонам с таким зловещим видом. Стремление к насилию написано у тебя на лице.
— Это не стремление к насилию. Это злость. Хотя, каюсь, желание сделать ближнему больно меня иногда все-таки посещает. Это у нас, у Макгиллов, в крови. В конце концов, отец у меня был тот еще тип, а я, как ни крути, родной его сын. Правда, каждое новое поколение идет чуть дальше предыдущего. Я, к примеру, научился контролировать свою злость и таким путем не позволяю ей собой завладеть. Так что я, в определенном смысле, очень даже рациональный тип и со всей ответственностью могу тебе заявить, что убийство в мои намерения не входит. Убить — это слишком просто.
— Банальное выражение.
— Многие простые истины кажутся банальными, но от этого они не перестают быть истинами.
— В чем же заключается истина в твоем случае? В том, чтобы обречь человека на душевные страдания, разрушить его психику?
— Что ж, можно и так сказать, — бросил Дерек.
— А ты отомсти этому типу с помощью книги — моей книги, — посоветовала Сабрина. — Рассказать правду об этом парне, да так, чтобы весь мир узнал о его мерзостях — неужели это плохая месть?
— Мне этого не нужно.
Она подтянула колени к животу и обхватила их руками.
— Понятно. Просто отомстить тебе уже мало. Тебе нужна, — тут она понизила голос до шепота, — месть вселенская, месть с большой буквы. В таком случае, тебе следует поговорить с моим братцем. Уж он- то подкинет тебе идейку-другую, расскажет, как оказывать давление на психику человека. Он специалист по этой части.
Глаза Дерека потемнели, лицо его сделалось мрачным.
— Можешь смеяться надо мной сколько тебе угодно, но только помни: это не ты, а я гнил заживо в этих стенах двадцать месяцев. Это я двадцать месяцев тоскливо смотрел в зарешеченное окно, размышляя над тем, что жизнь ходит мимо. Это мне пришлось чуть ли не по минутам вспоминать прошлое, зная, что будущее мое туманно и определенно. Смейся надо мной, Сабрина, если хочешь. Твой смех доказывает лишь, что мы — птицы из разных голубятен и нам никогда друг друга не понять.
— Все это неправда, Дерек.
— Разве? А что, скажи на милость, ты знаешь обо мне и моей жизни?
— Немного. Ты охраняешь свое прошлое столь же тщательно, как охраняют золотой запас США в Форт-Нокс.
— А знаешь, почему? Потому что хочу уберечь тебя от боли и грязи. Ты чистая, светлая, с нежной
